Всё ещё я. Nikki Tozen
лице с тонкими губами и безупречно прямым носом. Он казался героем любовного романа, только что приехавшим с поля для игры в гольф: в бежевых брюках, рубашке поло и с повязанными вокруг плеч рукавами белого свитера. Добрые, загадочные глаза, казалось, смотрели в самую душу с какой-то ухмылкой, с врождённым чувством превосходства.
– Ох, Эйден, простите меня, я задержалась из-за сына – он совершенно не разбирается в нью-йоркском метро, а на такси, которое я за ним выслала, ехать отказался!
Эйден с каким-то странным чувством боли и сострадания посмотрел на Блэйма, который по-прежнему стоял, опустив руки в карманы.
Мужчина неловко протянул ему руку, и только тогда Блэйм вытащил свои вспотевшие ладони из потрёпанных джинсов и поздоровался с ним как можно более великодушно.
– У вас очень красивый сын, Нэнси.
– Красота не главное, – строго заметила она. – Боюсь, он стал чёрствым, как сухарь, в последние годы. Я перестала находить с ним общий язык.
На что Эйден Драфт лишь глубоко вздохнул.
– Я слышала о несчастье, которое произошло в вашей семье. Надеюсь, с ним всё хорошо?
– Ах, вы про Юкию?
Блэйма перекосило от одного только имени, он тут же вырвал руку и поспешил в палату к своему отцу.
– Простите, мне не стоило…
– Ничего, не извиняйтесь, Эйден. Я не представляю, как вы управляетесь с четырьмя вашими детьми.
– Ну, это хороший вопрос. Иногда кажется, что мне стоит написать об этом книгу, – задумчиво проговорил он.
Ничего не ответив ему, Нэнси подхватила мужчину под локоть, и они, не спеша, направились в палату к Лэсли Хаббарду.
В больничных покоях было темно, жалюзи на окнах плотно задернуты. Здесь поддерживался специальный микроклимат.
Сам Лэсли лежал, подключённый к всевозможным трубкам, компьютерам и мехам, которые фильтровали воздух в его лёгких.
Профессора практически не было видно за всей этой техникой.
Блэйм прошёл вглубь комнаты и встал напротив окна, посматривая сквозь задернутую штору и потирая затылок. Это был не первый раз, когда он видел его: просто после перевода из больницы в Лондоне – и после последнего визита Блэйма – прошла целая неделя. Перевод осуществлялся в связи с тем, что появилась возможность провести какие-то электромагнитные импульсы через мозг его отца и что необходимая аппаратура находилась в Нью-Йорке. Из-за этого Блэйму пришлось переехать в этот город на время, пока Лэсли будет здесь.
Он прекрасно осознавал, что ничем не может помочь ему. Сколько было бессонных ночей, которые Блэйм провёл наедине с ним, и просьб, чтобы тот открыл глаза…
Всё это прошло и притупилось в памяти. Его агония. Его слёзы. Конец его беспечного детства случился в палатах лондонских больниц.
Несмотря на это он всё равно не мог оставить его: а если тот умрёт и Блэйма не окажется рядом?.. Или он будет лететь в самолёте, когда отца не станет…
Хотя это уже давно произошло. Его отец уже давно умер. Кома, в которой он находился, скорее всего, никогда не закончится.