Крест поэта. Валентин Сорокин

      Сегодня, по определению экспертов, от вождя – голова цела, «то», «что» он от царя в стеклянном сосуде заспиртовал. Голова. Голова – за голову… Сегодня в Мавзолей зазывают людей с Красной площади через рупор-матюгальник, а люди не торопятся к Ильичу.

      Жизнь отрезвила нас. Да и правители, от Ленина до Горбачева, отрезвили: что ни обещание – ложь, что ни прогресс – глупость, что ни закон – кабала. У нас – ни земли, ни достатка, ни права.

      Я не каюсь и не стыжусь собственных стихов о Ленине. Я начал изучать Ленина с букваря, а закончил курс вчера в Мавзолее и у Кремлевской стены. Шагаю. Очереди нет. По мере удлинения очереди за хлебом и молоком – очередь к Мавзолею сокращается и сокращается, не пересохнет ли?..

      Шагаю. Около Мавзолея – милиционер. У дверей Мавзолея – два солдата. За дверьми, внутри Мавзолея, – два солдата. На лестнице к гробу – два солдата и офицер, справа. И у тыльной стороны – два солдата и офицер. За выходом милиционер. Неэкономично.

      Я – поражен. Милиционеры, солдаты, офицеры – как после бури: чуть печальны, чуть сутулы, чуть помяты. Черный мрамор ступеней, торжественный полумрак, державность покоя поколеблены: неужели гранитный Мавзолей непоправимо треснул?

      И покойник – не великий человек? Притулился – маленький. Жалкий. И лоб – не огромный, обычный. И лампочка тускловатая. Вождь лежит – рыжий, плоско спеленутый. Страна, разрушаясь, спешит отринуть его и опровергнуть. Виновата? И мы, царь и народ, не без вины: куда катились? К Ягоде, к Ежову и к Берии?

      А в Кремлевской стене и подле нее – инессы арманд, губельманы, куусинены, урицкие, шверники, пельши, то плитами, то бюстами, почему, за какие заслуги они здесь? Держава, нашпигованная ложью и смрадом, расползлась.

      В ноздри Есенину пахнуло русской кровью, и распятая Россия замаячила перед ним, кресты, кресты, кресты, безвинные, безымянные, бесчисленные!.. Капитаны, с лысиной, как поднос, корабли, корабли – русская сказка изувечена и брошена на разграбление.