Асистолия. Олег Павлов
его к школе, помогала делать уроки, он ведь был таким сложным ребенком, с ним нужно было очень много заниматься… Что, что он хочет сказать? Он провел у бабушки с дедушкой всего одно лето… Пионерские лагеря он любил… Свет, свет – видел купол света, как бы сверху, этот купол переливался и сверкал, свет исходил прямо из него и воздушно заполнял все вокруг, из него изливались поющие голоса, гармония, такая, будто бы это звучали хором откуда-то из будущего тысячи и тысячи голосов… Но почему же будущая жизнь, вообще все это «будущее» погрузило в такое ожидание: предчувствие чего-то, приготовление к чему-то…
Последний визит к врачу – по дороге из института домой.
Мама дома, мама встречает его, мама радуется…
«Все прошло хорошо? Ну что же, мой сын, я очень за тебя рада… Представляешь, дядя Сева прилетел из Америки. Он заехал, оставил что-то для тебя. Как я понимаю, подарок. Сказал, что ты это просил. Посмотри, я положила у тебя на столе».
И он хвастался в институте маленькой – вынимая, как фокусник, из кармана – шедевральной книжицей… Издательство «Prestel»… «Garden of Earthly Delights»… Видит это так ясно. То, чего уже нет и где его уже нет… На убранном матерью столе что-то давно волнующее и прекрасное, но совсем крохотное – и еще, что показалось ему в первый момент упаковками жвачек, их было много, они были оставлены на виду, рядом.
Презервативы – и миниатюрный альбом Босха.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Круг рождений и смертей
Она стыдилась этой истории, как если бы самого знакомства с ним могла стыдиться. Оскорбляло, когда-то рассказывал, так, как анекдот: ирония судьбы, или с легким паром! Хоть эту станцию метрополитена чуть ли не каждый день проезжала по дороге на работу, ну и обратно… Да, их встреча произошла в метро. Она возвращалась в общежитие… Он ехал в такую же студенческую общагу… Но очнулся посреди ночи в своей кровати, все тело ныло как побитое, даже руки, выполз на кухню, включил свет, а там, на диванчике – подумал, заснула мать – в ее халате, под пледом, лицом к стенке, лежала она. Сырой водички нажрался, выключил свет. Утром, там же, на кухне, казалось, продолжился сон: в бледной иллюзорной камере света они сидели за столом, мать и она… Она – чужая, он с ней не знаком. Мать… мама, поразило, вся прибранная, новая, как будто собралась куда-то далеко. А эта пришла за ней, забрать, такое было ощущение. На столе, да, на виду, казалось, нарочно – прибор для измерения кровяного давления, чудилось, клубок каких-то оголенных резиновых жил… Вспомнил: ночью мама почему-то лежала здесь, на кухне… Но вдруг к нему обратилась эта – серьезная, строгая: «Как вы себя чувствуете?» Молчал, ничего не понимал. Мать сказала, очень довольная: «Это твоя спасительница, дорогой сын, и, между прочим, она будущий врач». Продолжения могло не быть, да и какое, какое же оно могло быть? Спрятался в комнате. И она, попав в эту историю, ждала только ее конца. Она пожалела Аллу Ивановну, ведь нельзя же было не пожалеть эту мать, когда она, как могла, старалась соблюсти хоть какие-то приличия. Чашка