«Ночные летописи» Геннадия Доброва. Книга 2. Геннадий Добров
меня здесь и уютно, и чаю можно попить, и тут же привёл целую группу из литературного объединения «Звезда» Сергея Каратова. Это были замечательные ребята, почти все приезжие, кто откуда. Захит, татарин, приехал из Уфы. Слава Ананьев, высокий, полуслепой, прибыл из Астрахани, он начинал читать газету и прикладывал её прямо к глазу, талантливый очень парень. Потом Коля Круглов, он был родом с верхней Волги, из города Тутаева. Все эти ребята работали по лимиту на разных стройках.
Ещё девочки приходили, молодые поэтессы – Люда, подруга Влодова. Влодов тоже жил не в Москве, а где-то за городом. Сам Каратов уже состоял в Союзе писателей, он вёл этот кружок молодых ребят, которые через несколько лет тоже вступили в союз. Но тогда они просто читали свои стихи – Григорьев, Олег Алёшин, в общем, там их около десяти человек Влодов привёл. Они попили чаю, потом стали читать по очереди свои стихи, и я увидел людей – не художников, но тоже очень талантливых, горячих, наполненных творческими идеями.
Потом кто-то привёл ко мне Таню Киселёву. А эта Таня Киселёва посмотрела на моих знакомых и говорит: Гена, что это за сброд такой тебя окружает? Тебе надо обновить свои знакомства, и я об этом позабочусь. Я к тебе приведу настоящих поэтов и писателей, тебе будет, по крайней мере, интересно с ними. – Я говорю: Таня, да мне всё равно, у меня интересы совсем в другой области лежат – для меня главное, что там у меня на картине. А кто вокруг, это мало меня интересует. – Нет, я тебе других приведу.
И вот сначала она привела Дудинского Игоря. Он тоже сразу стал говорить о гениальных поэтах, композиторах, искусствоведах, коллекционерах, в общем, пол-Москвы у него таких знакомых оказалось. И тут Таня меня спрашивает: хочешь я к тебе приведу поэта Губанова? А про этого человека я уже слышал от разных людей, что это сверхгениальный, но совершенно неуправляемый поэт. Я отвечаю: хорошо, как-нибудь потом приведёшь. Она говорит: ладно, тогда осенью мы придём.
А в начале осени Губанов умер. Причём он написал стихотворение ещё за несколько лет до своей смерти, что умрёт в 37 лет, как Пушкин. И вот исполнилось ему 37 лет, он дома находился, а мать его жила на даче. И его нашли мёртвым на диване, на столе стояла пустая бутылка водки и два стакана (так мне рассказывали). И тогда этот Игорь Дудинский обратился ко мне с просьбой: Гена, мы все друзья Губанова, мы хотим отметить его сороковины, но нам негде собраться. Ты не разрешишь нам собраться в твоей мастерской? – Я отвечаю: ну давайте, а сколько вас придёт? – Он говорит: человек шестьдесят.
Я думаю – как же поместить народ, рассадить всех? И тогда я сделал четыре длинных стола от края до края, почти всю мастерскую занимали эти столы. А впереди тут маленький столик поставил, как бы трибуну. Расставил все стулья, какие были. Купил красивую клеёнку, застелил столы. Принёс посуду из дома, потом ещё купил тарелки, вилки, маленькие и большие ложки, ножи. А Дудинский, видимо, обзвонил всех своих друзей, и они принесли вино и закуску – апельсины, яблоки, виноград, разные пирожные, конфеты. Всё так аккуратно разложили