«Ночные летописи» Геннадия Доброва. Книга 2. Геннадий Добров
Костя Чураков с молодой красавицей-женой. Они вместе работали, писали пейзажи для комбината, сын у них подрастал. Летом они жили на даче, где Костя писал небольшие этюды. А осенью, когда начинались дожди, он возвращался в мастерскую и эти этюды переносил на большие холсты – делал пейзажи, которые отдавал потом для продажи в комбинат.
К этому времени я уже отремонтировал свою часть мастерской. В тёмной части общего сводчатого зала я соорудил антресоли. А на антресолях пробил кирпичную стену, сделал выход на крышу и поставил там стеклянные двери. На антресоли сразу хлынул свет. У меня получился уютный такой кабинет – затащил туда стол, диван, книг принёс целую библиотеку. И сидел там, писал, рисовал. Если хотелось, то открывал дверь и выходил прямо на крышу. А с крыши открывался вид на всю центральную часть города, и даже чаепитие устраивали мы на крыше. В общем, уютно, хорошо там было. Люсе очень нравилось.
Но сначала ещё, как только получил мастерскую, я решил пробить окно в большой торцевой стене, которая выходила углом на Столешников переулок и смотрела на Моссовет (вдалеке). Снаружи эта часть стены была закрыта огромным плакатом, он висел там, наверно, уже лет десять, или двадцать. На нём изображалась изгибающаяся кинолента с различными кадрами, она являлась рекламой диафильмов (их продавали в магазине на углу переулка). И я несколько дней пробивал старинную стену метровой толщины, а плакат этот мою работу загораживал, снаружи ничего не было видно. Тут у меня уже целая гора кирпичей скопилась, пыль столбом стоит, я дышу этой пылью. Я же стену долбил вручную молотком и зубилом и потихонечку, потихонечку – за неделю её пробил. И заранее подготовил раму со стеклом. Попробовал примерить – всё подходит.
И думаю потом – а как же мне быть с этим полотном, которое загораживало меня. И я беру нож и вырезаю это полотно по размеру своего нового окна. Гляжу из пустого проёма на переулок. А у винного магазина дежурили два милиционера, которые тоже смотрят на меня, чувствуют, что что-то изменилось, а что – понять никак не могут. Так они мне ничего и не сказали, а я решил выйти, посмотреть, как снаружи всё это теперь выглядит.
То самое окно. Фото 80-x годов
Выхожу, отошёл, смотрю издали – а на этой изгибающейся киноленте изображены кадры с разными сюжетами. И получилось, что я вырезал как раз точно в размер кадра, как бы вместо очередного кадра – моё окно. Ну просто абсолютное попадание, будто бы я заранее измерял, а я резал с обратной стороны и ничего не видел. В общем, я не испортил нисколько вид этой ленты и сам очень удивился, что так всё совпало. Таким образом, теперь я мог видеть переулок с перспективой на Моссовет. Я видел и Моссовет, и как там люди по переулку спускаются вниз, и как они посещают магазины, и как троллейбусы ходят вдали – в общем, я стал видеть всю красоту и многообразие Столешникова переулка.
Как-то уже осенью я залез на крышу и стал рисовать с натуры этот Столешников переулок. Потом пошёл дождь, подул ветер, снег повалил – я всё стоял и рисовал. А когда спустился вниз, то разболелась