«Ночные летописи» Геннадия Доброва. Книга 2. Геннадий Добров
В арках сохранились ещё старинные чугунные ворота, которые везде были открыты. А однажды в соседней арке за чугунными воротами я увидел целую гору пустых кошельков и решил, что это воры вытряхивали из них деньги и бросали их в одно и то же место. Каких только кошельков там не было.
Наш дом перестраивал ещё в начале века Фёдор Шехтель, знаменитый архитектор. Когда-то на втором этаже здесь был большой балкон, он выходил в переулок и держался на ажурных металлических стоечках. На первом этаже дома до революции существовал магазин княгини Тенишевой. Эта богатая княгиня собирала талантливых художников в своей усадьбе Талашкино, они делали майолику, всякие поливные изразцы, подсвечники, разные игрушки. Среди других там работали Врубель, Серов, Коровин, а тут, на первом же этаже, находился магазин, где всё это продавалось.
Наверху дома, где была моя мастерская, в начале века располагалась большая фотография. Кто-то говорил мне, что таких фотографий в Москве тогда было только две (другая находилась на Кузнецком Мосту). Но когда мы с Верой уже въехали в это помещение и я стал там всё разбирать, то нашёл под полом билеты в театр «Одеон». Оказывается, в нашей большой мастерской одно время располагался ещё театр, от него остались только закруглённые части внутренних стен, которые подходили к высокому потолку. Тут, видимо, висел занавес, скрывающий актёров, а дальше в небольшом зале сидели зрители. Конечно, теперь трудно представить, как это было, жаль, что не осталось снимков. При советской власти всё это убрали за ненадобностью, людей выселили. В нашем помещении после войны сделали донорский пункт, Вера вспоминала, как когда-то давным-давно сдавала тут кровь за деньги.
Течёт потолок
С Верой мы разделили помещение так, что она взяла себе большую часть с застеклённой стеной, а мне дала как бы угол дома, который к тому же сильно протекал (я уже говорил об этом). Когда мы туда вошли, вода лилась сверху так сильно, будто на улице хлестал ливень, хотя это просто таял снег на крыше. Я скорее стал искать что-нибудь туда подставить, чтобы вода не протекла на второй этаж в часовую мастерскую. Штукатурка с потолка уже частично отвалилась. Но зато тут находилось такое окно, каких я в Москве почти не видел. Может быть, его тоже придумал Шехтель, он не любил прямые линии и в своей архитектуре всё делал слегка закруглённым. Большая центральная часть окна располагалась дугой и плавно переходила в две крайние створки, напоминающие согнутые огурцы. В общем, это помещение будто специально предназначалось для художников, там ещё имелись высокие потолки. О такой мастерской, да ещё в центре, конечно, можно было только мечтать.
Жизнь моя сразу изменилась, я попал прямо в пульс городской суеты. Всё там жило, всё как-то двигалось, становилось нужным и необходимым. Вот, например, букинистический магазин. Я сам заходил туда частенько, толкался среди народа. Кто-то приносил книги продавать, другие люди их смотрели, читали на ходу, интересных книг разного