Остальные тридцать два. Полное собрание рассказов. Эрнест Хемингуэй
идея, – сказал англичанин. – Давайте пойдем поедим. Но где?
– Они что, в крэпс играют? – спросил Эл.
– А ты разве не заметил, когда вошел?
– Нет, – ответил он. – Я только на ветчину смотрел.
– Да, в крэпс.
– Вы идите ешьте, – поторопил нас Эл. – А я здесь останусь.
Когда мы выходили, шестеро сидели на полу, а Эл Вагнер подходил к столу, чтобы отрезать себе ветчины.
Я успел услышать, как один из летчиков задал ему вопрос:
– Вы в каких войсках служите, товарищ?
– В танковых.
– Говорят, от них теперь никакого толку, – заметил летчик.
– Мало ли что болтают, – отрезал Эл. – Что это у вас там? Кости?
– Хотите взглянуть?
– Нет, – сказал Эл. – Я хочу сыграть.
Мы спустились в холл – я, Манолита и высокий англичанин – и обнаружили, что все остальные уже ушли в ресторан «Гран-Виа». Венгр остался в очередной раз слушать новые пластинки. Те двое, с которыми я снимал кино, уже поели и, вернувшись домой, продолжили чинить камеру. Я хотел есть, а еда в «Гран-Виа» была паршивая.
Ресторан находился в цокольном этаже, чтобы попасть в него, приходилось идти мимо часового, потом через кухню и вниз по лестнице. Заведение было сомнительным.
В меню значились пшенный суп, желтый рис с кониной, а на десерт апельсины. Также указан турецкий горох с колбасой, который, по общему мнению, был отвратительным, но он закончился. Все журналисты собрались за одним столом, за другими сидели офицеры и девушки – завсегдатаи бара Чикоте, служащие цензорского ведомства, которое располагалось тогда в здании телефонной станции напротив, и неизвестные мне граждане.
Владел рестораном какой-то анархистский синдикат, и на всех винных бутылках были наклеены этикетки королевских винных погребов с датой закладки. По большей части вино оказывалось таким просроченным, что либо отдавало пробкой, либо просто выдохлось или прокисло. Этикетку не выпьешь, и я забраковал три бутылки, прежде чем нам наконец принесли более-менее годную для употребления. Пришлось поскандалить.
Официанты ничего не смыслили в вине, они просто брали первую попавшуюся бутылку, а там уж – как вам повезет. Они отличались от официантов бара Чикоте, как черное от белого. Здешние были наглыми, избалованными чаевыми и всегда имели в запасе особые, не входящие в меню блюда вроде омара или цыпленка, за которые драли втридорога. Но все эти деликатесы тоже закончились к моменту нашего появления, так что пришлось довольствоваться супом, рисом и апельсинами. Это место всегда злило меня, потому что официанты являли собой банду бесчестных спекулянтов, и поесть здесь – тем более если заказывал особое блюдо – обходилось так же дорого, как в Нью-Йорке в «21»[13] или в «Колони».
Мы сидели за бутылкой вина, которое оказалось не настолько плохим, чтобы его невозможно было пить и чтобы стоило устраивать из-за него скандал, когда появился Эл Вагнер. Оглядев зал, он увидел нас и подошел.
– Что случилось? – спросил я.
– Они меня ободрали, – объяснил он.
– Не много же им для этого понадобилось времени.
– Этим
Чрезвычайно престижный ресторан в центре Нью-Йорка, славящийся исключительным качеством обслуживания и отмеченной наградами винной картой.