Эра Безумия. Песнь о разбитом солнце. Валерия Анненкова
нет, но завтра же постараюсь узнать что-нибудь о нем.
Девушка, движимая порывом каких-то неведомых чувств, обняла Лагардова, аккуратно обхватив руками его шею и прошептав с истинным французским акцентом «Спасибо». Он не мог понять, за что она благодарила его, если ему еще ничего не было известно ни о Хаалицком, ни о его намерениях, касаемо брака.
Поцелуй в щеку, такой нежный, невесомый, показался ему ударом тока.
В этот момент к ним подошёл Усуров. Статский советник знал, что в присутствии графа не сможет спокойно разговаривать с Анной. Присутствие её отца вызывало у него больше тревоги, чем мысль о возможном свержении императора. Лагардов тут же направился к Анастасии Николаевне.
– Отец, как я понимаю, вы на это и рассчитывали? – спросила девушка, не скрывая явного возмущения. – Вы не желаете, чтобы я общалась с господином Лагардовым, так?
– Учитывая, как вы, дорогая моя, посматриваете на него и льнете к нему, подобно домашней кошке, я просто обязан препятствовать вам. – Граф холодно отнёсся к негодованию дочери. – Тем более ваша матушка будет крайне недовольна, узнав об этом.
– Но это же смешно! – несколько громче произнесла она, всплеснув руками.
– Тише, Анна, прошу тебя, тише! – прошипел Усуров, посмотрев на неё, как на сумасшедшую. – Давай поговорим об этом позже, я не хочу новых слухов.
– Как вам угодно! – Девушка поспешила уйти в свою комнату, при этом весьма заметно проведя рукой по спине стоявшего недалеко Лагардова.
Графа накрыла волна возмущения: его щеки покраснели, в глазах вспыхнул огонь осуждения и ненависти, а губы сжались в недовольстве. Если бы он мог, то затопал бы ногами, высказав этим своё негодование, но у него не было выбора; вокруг были люди, которым все происходящее могло показаться верхом распутства.
А что же стало с Александром Леонидовичем, мирно разговаривавшим с супругой? Он, ощутив прикосновение Анны, постарался сделать вид, что ничего не произошло, но, к несчастью, это заметила Анастасия Николаевна.
– Что это было? – непонимающе произнесла женщина, чувствуя, как в её разуме боролись два чувства: удивление и ревность. А с чего она ревновала мужа, когда ничего серьёзного не произошло. То, что сделала Анна, не могло означать только похоть, нет, девушка могла случайно прикоснуться к Лагардову.
Анастасия Николаевна приблизилась к мужу и, коснувшись губами его уха, произнесла:
– Что с вами, дорогой, вы побледнели?
– С чего вы взяли, Анастасия, что со мной что-то… – он проводил взглядом мелькнувший в дверях подол черного платья. – Со мной все хорошо…
– Я хочу немедленно вернуться домой! Слышите? – она перебила мужа, сжав его локоть так крепко, словно желая вонзить в него ногти. – Немедленно!
– Как пожелаете, любимая, как пожелаете…
Не дождавшись Усурова, который хотел еще о чем-то поговорить со старшей дочерью, семья Лагардовых