Канцоньере. Франческо Петрарка
что вид ваш мне счастия слаще?
Время от времени чую
(О милосердье!) в душе пробужденной
Странную, столь необычную сладость,
Что всякий груз потаенный
Дум неотвязных тотчас искорчую:
Образ ваш явит душе моей радость, –
В этом какой-то избыток отрад есть, –
Каб состоянье толику продлилось,
Не было б с этим сравнимого блага.
Я б возгордился, бедняга,
Вызвала б зависть подобная милость.
Впрочем, за крайностью – крайность
Следует: плачем улыбка сменилась,
И, обрывая блаженства случайность,
Я возвращаюсь мой жребий потай несть.
Помыслы страсти сокрытой
Так обнажает во мне появленье
Ваше, что радостей прочих не числю:
Слово, а то и творенье
Явится вдруг, и бессмертным пиитой
В образе смертном себя вдруг помыслю,
Скукой, тоской сердце больше не кислю,
А возвращаются – только уйдете,
Все ж в вас влюбленная память отврат им
Даст, двум бандиткам завзятым,
Так, что и не преуспеют в комплоте.
Если же плод во мне зреет, –
Семячко ваше взошло в этой плоти:
Почва бесплодной во мне каменеет,
Если от вас мне дыханьем не веет.
Песенка, ты не смиряешь мне жара
В пользу прекрасной, томящей жестоко!
Впрочем, не думай, что ты одинока!
LXXII. Gentil mia donna, i’ veggio
Я вижу, любезный мой друг,
В зеницах живых ваших сладостный свет,
Зовущий меня за собой в небеса;
Им в долгие зимы согрет,
С Амуром, сидящим со мною сам-друг,
Гадал я, в чем вашего сердца краса.
Будь добрым и мудрым, не празднуй труса,
Преследуй одну благодатную цель, –
Сказал я себе, – а плебейства беги!
Ни радости и ни туги
Таких человеческой речи досель
Поверить другим не пришлось:
Октябрь на дворе или вовсе апрель, –
Огонь этих глаз прожигает насквозь,
Как в прежни поры нам познать привелось.
Я мыслю: коль в горних мирах,
Откуда предвечным движителем звезд
Был спущен на землю работ образец,
Немало подобных невест, –
Пусть рухнет тюрьма, в чьих томлюсь я стенах,
Мешающих видеть и длань, и резец!
И в ум мне приходит война двух сердец,
И я благодарен природе и дню,
Зачавшим меня, чтоб я видел добро,
И ей, мне прижегшей тавро
Надежды высокой: ведь гнил на корню
И сам себе стыл и мерзел.
Отсель уваженье к себе сохраню
И думы направлю в высокий предел,
Откуда огонь ее глаз мне слетел.
Ни россыпи радостных дней,
Ни жизни вальяжной средь ласок и нег,
Ни тесной единности любящих душ –
Не надо: но дрожи двух век,
Но искоса взгляда, откуда мне свей
Исходит покоя, как дождика душ,
Как влага корням и