Литературоведческий журнал №39 / 2016. Коллектив авторов
вымышленную героиню Эмиру и заостряет конфликт, формируя любовный треугольник Сумбека–Осман–Эмира. Однако Осман в опере Державина не столь слаб и коварен, как персонаж в поэме Хераскова, хотя и в опере он в большей степени герой-любовник, нежели воин и политик, каковым, согласно источнику, являлся Кощак. Кроме того, Осман просит поддержки у царя Ивана и переходит на сторону русских (а не погибает, как Осман в «Россияде» и его прототип крымский хан Кощак).
Любовь Алея к Сумбеке в рассматриваемых произведениях – преувеличение. В поэме после покорения Казани Алей просит у Иоанна в награду лишь руку Сумбеки. В опере Шигалей уговаривает царя простить Сумбеку и восстановить брак. Согласно «Казанской истории», все было несколько иначе. Шигалей не простил Сююнбеке предательства, однако был вынужден жениться на ней по настоянию Ивана IV еще до похода на Казань в 1552 г. Автор «Казанской истории» утверждает, что Шигалей запер жену в отдаленной комнате и не жил с ней, несмотря на ее красоту87. Так ли это было, установить едва ли возможно, но в данном случае Херасков противоречит одному из своих источников, и Державин следует за автором поэмы.
Сходство поэмы Хераскова и оперы Державина усиливает общий вымышленный эпизод – волхование Сумбеки в волшебной роще, обращение царицы к духу покойного супруга. Гробницы татарских правителей, в том числе и Сафгирея, в священном лесу под стенами Казани – выдумка. Сафа-Гирей был похоронен в мечети, а зачарованный лес никогда не существовал. Волшебная роща имеет множество прообразов, в том числе у Тассо. Волхвование Сумбеки в поэме описывается с явным подражанием ворожбе Медеи в «Метаморфозах» Овидия, на что указывает А.И. Любжин88. Впрочем, Херасков в данном случае мог ссылаться и на исторические источники: летописцы обвиняли татар в чародействе. Например, казанская царевна Горшадна славилась как чародейка. В «Казанской истории» описано призвание бесов казанскими жрецами89. Другой вопрос, можно ли упомянутые сведения воспринимать как исторические факты. В опере Державина также появляется волшебная роща, где похоронены Сафа-Гирей и предшествующие ему правители Казани и куда отправляется Сумбека, чтобы призвать дух покойного супруга. Это является точным повторением вымысла Хераскова.
Еще один вымышленный персонаж, заимствованный Державиным у Хераскова, – чародей Нигрин90, чей образ восходит к образу Исмена из поэмы Тассо. Нигрин является в Казань, чтобы помочь Сумбеке истребить россиян. Херасков списывает на Нигрина одно из событий, имевших место в действительности. Непогода, застигнувшая русскую армию под стенами Казани, едва не заставила царя отдать приказ об отступлении. Князь Курбский в «Истории о великом князе Московском» совершенно серьезно говорит о чарах, творимых казанцами91. Херасков повествует в поэме о тех же событиях, но место неопределенных стариков и женщин, наводящих чары, занимает Нигрин, призвавший Зиму с Кавказских
Там же. – С. 182.
«И послала Царица самого казанского сеита узнать, Московский ли Царь и Великий Князь одолеет Казань или казанцы одолеют его. И девять дней лежали, припав к земле, бесовские иереи, молясь и не поднимаясь со своего места…» –
На это заимствование указывает Я. Грот. См.
«…Я хочу только вкратце вспомянуть, как они над христианским войском разные чары творили и великие дожди на него наводили. Как только начинало всходить солнце, их старики или женщины выходили на возвышенное место города так, что нам всем было видно, и кричали различные сатанинские слова, махали одеждами своими на наше войско и неблагочинно вертелись перед нами. И тогда среди ясной погоды задувал ветер и появлялись облака, и начинал лить дождь, да такой, что сухие места обращались в болота и водой наполнялись, причем вокруг нас все было тихо, и только над войском точно из воздуха все это случалось». –