Умопомрачение. Михаил Михайлович Аргамаков
в Больщой, на балет. Костя не поскупилась и взяла билеты в ложу. Они сидели почти у самой сцены. Багровый бархат штор и кресел, волшебная музыка Чайковского, присутствие рядом юного загорелого, энергичного создания, всё это было так ново для Севастьяновой и так здорово. Костя отвлекла её от мрачных мыслей, успокоила, развлекла. Мысленно она пожалела, что у неё, в самом деле, нет такой младшей сестрёнки или дочки. Ей так худо было с утра, так тускло, но явилась эта худенькая сиротка, и будто солнышко взошло. «Солнышко моё!» – с нежностью подумала Вера, бросив невольный взгляд на Костю. Та сидела, облокотившись о барьер ложи, как школьница за партой и внимательно следила за тем, что происходило на сцене. Балет ей определённо нравился. Позже Костя призналась, что была в театре впервые в жизни, но музыку эту часто слышала по радио. Вера скользнула взглядом по её шёлковым волосам, цвета молочного шоколада, по стройной шейке, голым рукам…
Костя почувствовала её взгляд, обернулась и подарила ей самую лучшую из своих улыбок. Эта детдомовская девчонка умела улыбаться по-всякому. Простодушно, задиристо, нагло, насмешливо, но порой так обворожительно, что хотелось тотчас схватить её в охапку и целовать, целовать до изнеможения. Вера вспомнила эту улыбку Кости, и привычная дрожь пробежала по её телу. Когда окончился спектакль, они приехали в Вере. Костя отнекивалась, не хотела идти домой к следователю, врала что-то про общежитие, про то, что устроилась дворником в Бибиреве. Но Вера не пустила её одну, на другой конец Москвы. Тем более, что приближалась гроза. Сказала, переночуешь у меня, а утром езжай, куда хочешь. И первым делом собрала в кухне на стол. Выставила икру, шампанское, фрукты. Гулять, так гулять. Постелила Косте на диванчике в большой комнате и пошла в душ. Ванная комната у них с Денисом была устроена по последнему слову техники. У них были: и джакузи, и закрытая душевая кабина из прозрачного стекла. Вера разделась, вошла в кабину, включила воду. И едва успела зажмуриться и подставить лицо под тёплую струю, как услышала за спиной:
– Можно к тебе?
Вера кивнула, и голая Костя мигом проскользнула в душ. Кабина была тесновата для двоих, хоть обе женщины были совсем не толстые. Вера была выше ростом, шире в плечах и в бёдрах, Костина голова доходила ей до подбородка. Она чувствовала запах её волос, от которых шёл пар, как от мокрого котёнка. Тело у девушки было узенькое и скользкое, покрытое ровным загаром. «Лакомка» – вспомнила Вера.
– Какая у тебя… фигура, – восхищённо произнесла Костя и погладила ладошкой тяжёлую белую грудь Веры. Потом пальчики её спустились к животу и ниже. Вера вспыхнула и чтобы скрыть, охватившее её волнение, шутливо спросила:
– Ты, что делаешь, а?
Костя подняла голову и настойчиво посмотрела ей в глаза. Они блестели как-то особенно. Вера увидела вдруг, как хороша собой эта девчонка. Точёный носик, ямочка на подбородке, чуть вздёрнутая верхняя губа и густые брови, сложившиеся домиком от умиленья. Костя продолжала ласкать истосковавшееся по нежности тело следователя Севастьяновой. Она гладила её живот, бёдра, ноги, захватывала губами