Капкан для Александра Сергеевича Пушкина. Иван Никитчук
не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости…»
– Ах, какие молодцы зайцы!.. – не раз повторяла довольная Арина Родионовна. – Сидел бы ты в крепости, ежели бы Господь не наслал их на тебя?.. Ты озоруешь и все не в путь что городишь, а он, батюшка, жалеет вот тебя…
И она сходила старыми ногами своими в Святогорский монастырь и отслужила Владычице благодарственный молебен о спасении своего буйного воспитанника. А Пушкин не раз втайне дивился на причуды волшебницы жизни…
Глава 3. 1826 год
Новый 1826 год он встретил с няней. Они посидели, выпили вина, поговорили о погоде, о том, какая весна ожидается… А за окном злилась вьюга. Казалось, сто чертей завывают на крыше, творя свой шабаш.
Но уже 1 января Пушкин весь в трудах, набрасывая план драмы «Скупой рыцарь». Он заканчивает четвертую главу «Евгения Онегина» и приступает к пятой и шестой главам.
В Петербурге выходят из печати его «Стихотворения», «Русалка». В Петербурге ведется следствие по делу о 14 декабря, и некоторые из участников дают показания против Пушкина. Пущин все отрицает на допросе, защищая его.
Ему присылает письмо Анна Николаевна Вульф, наполненное грустью и обвинениями в равнодушии к ней. Агент 3-го отделения, поэт и драматург С. И. Висковатов направляет начальству донесение: «Прибывшие на сих днях из Псковской губернии достойные вероятия особы удостоверяют, что известный по вольнодумным, вредным и развратным стихотворениям титулярный советник Александр Пушкин, по Высочайшему в Бозе почившего Императора Александра Павловича повелению определенный к надзору местного начальства в имении матери его, состоящем Псковской губернии в Апочецком уезде, и ныне проповедует безбожие и неповиновение властям и по получении горестнейшего для всей России известия о кончине государя императора Александра Павловича он, Пушкин, изрыгнул следующие адские слова: “Наконец не стало Тирана, да и оставший род его недолго в живых останется!” Мысли и дух Пушкина бессмертны: его не станет в сем мире, но дух, им поселенный, навсегда останется, и последствия мыслей его непременно поздно или рано произведут желаемое действие»…
Вкруг тихого Михайловского цвела, пела, смеялась весна, но Пушкин изнемогал душой среди этого рая. Опасность быть взятым, как ему казалось, миновала, и опять он думал, что хорошо на свете всюду, только не здесь. Друзья его томились в страшных казематах, в цепях, но этот ужас миновал его. И невольно ему хотелось облететь на крыльях радости весь мир и упиться всем, что только в нем есть. Он неутомимо писал своим уцелевшим друзьям письма, требуя, чтобы они хлопотали о нем, чтобы они открыли, наконец, для него двери его темницы. Житейски умудренный Жуковский всячески старался держать Пушкина в узде: «Ты ни в чем не замешан, это правда, – писал он, – но в бумагах каждого из действовавших находят стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством. Не просись в Петербург. Еще не время. Пиши Годунова и подобное: