Мой желанный. Владимир Лим
говорит, только время теряем, и с ней не поехал, позже прилетит.
Пошли в парк, вокруг отеля; густо, терпко, горько пахло хвоей и морем одновременно, даже голова слегка закружилась; слабость в ногах, легкая тошнота, которой не было давно, присели на светлую каменную скамеечку со стеклянной мозаикой на сиденье и на спинке, как в парке Гауди, не хватает пряничного домика и ведьмы. Открылся вид на мрачный, неподвижный, какой-то каменный, багровый, с черными длинными прожилками, закат.
– Представляешь, доноров предлагают, не через пробирку, вживую, для надёжности, – Инна засмеялась. – На все вкусы, по цвету глаз, по масти, росту, даже по национальности. Я одного, втихаря, с анкеты, щёлкнула, – Инна оглянулась. – Приглянулся, на мужа похож, только высокий, мой маленький, пухленький, как Дэнни Де Вито, – Инна радостно засмеялась и придвинулась ко мне, подсунув смартфон. – Смотри! – она открыла фотографию, маленькую, нечёткую, в тексте, но я сразу узнала – Григорий, со своей зубастой жадной улыбкой.
Я машинально взглянула на Инну и вдруг поймала в её глазах, сквозь смех, какую-то отдалённую застарелую грусть – так под рукой реставратора проступает на размалеванной картине, написанный рукой мастера подлинник…
В Индию летали к Саи Бабе, жили в разных ашрамах, Павел и Юра в мужском, с поляками, а я в женском, с итальянками. Одна из них, с ребенком, больным, белокожая, как и я, сказала тоже, что на Монику Белуччи похожа, хотя и рыжая.
Думала, он просто фокусник, то пепел сыпал из ладони и одежд, то кольцо золотое материализовал, Павел и Юра ходили на все лекции, вставали в пять утра, сидели на каменном полу, выпрямив спину, по три часа кряду слушали его, хотя по-английски – на уровне средней советской школы, а проповеди у Саи Бабы философского содержания, думаю, и по-русски не все поняли бы; через неделю Павел пожаловался, что испортились полоски от датчика сахара, у него диабет второго типа, купил другие, тоже сахар не показывают, пошли к врачу-индусу, в госпиталь, целый день потеряли в очереди, померял своим аппаратом и стал возмущаться, кричать на меня: ходите, мол, время отнимаете, нет никакого диабета! Получилось, вылечил его Саи Баба за неделю, без всякой записки – люди ему записки с просьбами писали. Правда, Саи Баба, когда уходил, тронул Павла за голову, тот в проходе сидел; повезло дураку, завидовал ему Юра.
В ашраме Павел купил часы и пепел от Саи Бабы, разводил в воде, пил; часы, простенькие, целый год носил, перед гибелью, за три дня, часы остановились, и Павел, повозмущавшись, попросил отнести к часовщику. Я бросила их в сумочку и забыла, после похорон нашла, а они идут.
Не просто к нему Учитель подошёл и тронул, отметил – понял, наверное, что скоро Павел умрёт, и пожалел всей душой.
Во время проповедей Саи Бабы, к концу пребывания, я стала летать, высоко – над ашрамом, над Банголором, мусорными свалками, стадами длиннохвостых обезьян, рисовыми чеками, залитыми водой, над