Данаида. Юлия Скуркис
не страсть матери к публичности, не ее фанатичное следование этикету и правилам высшего света, Анна провела бы свои десять жизней в относительной безвестности и покое. Ее бы это вполне устроило. Одно дело выставлять собственные картины и совсем другое – себя.
Анна поднялась на служебном лифте на третий этаж, миновав оккупированный гостями второй – с великолепными залами для приемов, где за аперитивом вели скучные разговоры высокопоставленные особы. Торжественный выход Глории, как всегда великолепной и безупречной, ожидался через сорок минут.
Анна походила на мать фигурой, ей достались идеальные пропорции тела знаменитой актрисы, но лицо носило отпечаток иных кровей: той благородной породистости, что была присуща Патрику Киду и его предкам. «Принцесса крови», – говорила мама, любуясь их совместным с отцом творением. А дальше обычно следовало: «Держи спину прямо, всегда помни об осанке» и так далее и тому подобное, о чем нужно было непременно помнить.
Анна заспешила в свои апартаменты. Стук ее каблуков по мраморным плиткам пола эхом разнесся по коридору. Она приложила руку к сканеру двери, последовал едва различимый щелчок замка. Внутри ничто не менялось вот уже – Анна прикинула: девятнадцать плюс двадцать пять и еще двадцать – шестьдесят четыре года. И такая же обстановка встречала ее в каждом из восьми особняков, принадлежавших Кидам. Дежа-вю. То ли дело ее пентхаузы, там она все перекраивала чуть ли не раз в полгода.
На столе посреди гостиной ожидала неизменная ваза, наполненная фруктами. Анна точно знала, что в ней. Пять яблок и три груши.
Неожиданно из приоткрытой двери спальни послышался стон. Это оказалось необычным, даже пугающим, потому что выходило за рамки привычного порядка. В апартаментах Анны в доме Глории Кид полагалось находиться только Анне и никому другому. Вновь раздался утробный стон – ей не показалось.
Анна сняла туфли, на цыпочках подкралась к двери и заглянула в щель. Среди разбросанных подушек и покрывал, вызывая пароксизмы страсти у партнерши, колыхался мускулистый зад с очень приметной родинкой на правой ягодице.
«Ну, Филипп!» – захотелось воскликнуть Анне, и только возможные последствия удержали ее от возгласа. Вспомнилась давняя скандальная история о том, как сенатора Хаксли заклинило во время плотских утех из-за неожиданного появления свидетеля. Парочку так и вынесли на носилках в положении бутерброда к карете скорой помощи. Медперсонал тогда озолотился, но мобильные дистанционные камеры инфокоров не упустили этого момента.
Не могла же Анна до такой степени изгадить Прим-дэй матери. Хоть вряд ли Филиппа что-то могло смутить. Она присела на диван и принялась за яблоко, стараясь хрустеть как можно громче. Ее старания были услышаны: через несколько минут из-за двери спальни высунулась взлохмаченная голова.
– Сестренка! Я, как всегда, несказанно рад тебя видеть!
– Какого дьявола, Филипп?!