Мягкая машина. Уильям Берроуз
боевая готовность, она – твоя открытка… Смотри, как просто: все взрывается, человек стремится в чужую плоть… страной правит двойственность… парный секс, унылый, как увлажненные земли».
Последний человек с таким взрывом гортани неумолимо ползет от того, что он носил в своей плоти… Последний турникет был в другой стране, и к тому же нож взорвал Сэмми Мясника… дыры в кино двадцатых годов… желтеет газетная лента, послеобеденный сон отгоняет углекислый газ… Признаков достаточно, чтобы отметить вам, какие сделать вызовы, наркотический бред неумолимо ползет к конечной цели в чужой плоти… Чего ждешь, малыш?.. неугомонного человечьего товара?.. здесь ничего нет… Метаморфоза завершена… кольца Сатурна на заре… Небо взорвало вопрос с пустырей… молодость – не старость, да и без того желтеют губы… Там, на нашей последней киногорной улице, мальчишка взорвал «слово», сидит молча – немота в ответ.
«Пойдемте со мной, ми-истер, приветствовать мусорщика и рассвет? ископаемые остатки спокойствия возле черного хода навеки, ми-истер»… – мертвые почтовые открытки, сметенные пишущими машинками, отстукивавшими намеки, когда мы отдавали распоряжения… Прошу, поторопись… неумолимо ползет к своей конечной цели… Я… Мы… Они… молча сидят на последней террасе сада… Неоновое солнце меркнет в этом резком запахе мертвечины… (кружащий альбатрос… голый полдень… мусор, как пепел)… Призрак Панамы прилип к нашим гортаням, кашляющим и харкающим в разреженном воздухе, – протиснувшись в интервал между словами, мы медленно пробирались к черным лагунам, увитым цветами платформам и гондолам… ненадежный хрустальный город, играющий всеми цветами радуги на рассветном ветру… (Подростки извергают семя над приливными равнинами)… Мертвая почтовая открытка, ты думаешь о ней?.. что думаешь?.. голый полдень и мусор, как пепел… Прошу, поторопись… Будь порасторопней… Кто он, третий, что идет рядом с тобой в тупик черных лагун и фиолетового света? последний человек…
– Пойдемте со мной, ми-истер?
Вверх по широкой приливной реке к портовому городу, утопающему в водяных гиацинтах и банановых плотах… Город представляет собой замысловатое сооружение из расщепленного бамбука, местами шестиэтажное, нависающее над улицей и подпираемое бревнами, участками железнодорожной колеи и бетонными столбами, аркада – от теплого дождя, который льет с получасовыми интервалами… Жители прибрежной полосы дрейфуют в теплой, насыщенной парами ночи, едят разноцветное мороженое в свете дуговых ламп и переговариваются неторопливыми кататоническими жестами, прерываемыми неподвижной тишиной… Сквозь Ночь Бродячих Игроков в Мяч доносятся печальные мальчишеские крики:
– Пако!.. Хозелито!.. Энрике!..
– A ver[9], «Лаки-и-и»!
– Куда вы, ми-истер?
– Выжатые насухо головы?
Заляпанный грязью рот над смокингом выпускает в ночь кольца дыма: «КУРИТЕ СИГАРЕТЫ «ТРАК». ОНИ ВАС ЛЮБЯТ. «ТРАК»
Посмотрим (