Квартиранты. Эдуард Козачек
человек с воспалениями и обморожениями. Только те, что я знаю. – усердная работа памяти немного остудила его пыл, но правая рука уже больше не поддерживала ящик. Она была свободна и в тонусе. – Буквально каждый пятый ходит с простудой разной степени тяжести.
– Сколько ты сам пожертвовал в твою чудо-коробочку?
Парень буквально вскипел. Вены на правой руке вздулись. Копирайтеры притащили с собой высоченного худого сисадмина и пытались объяснить, что нужно будет делать, если через десять секунд конфликт не пойдет на спад.
– Сколько?
– Две трети своей зарплаты. – пророкотал парень.
– А сколько ты пожертвовал на лечение рака крови?
– Что? – переспросил он из-за застилающей глаза красной пелены.
– Сколько ты пожертвовал на лечение рака крови в этом году?
– При чем здесь это?
Женя смотрел на него и ждал.
– Я не понимаю.
– Просто ответь. – потребовал Женя и подступил так близко, что можно было почувствовать запах его одеколона.
– Нисколько.
– А в прошлом году?
– Нисколько!
– В прошлом году от рака крови в Украине умерло больше семидесяти тысяч человек. Взрослые и дети. – холодно объявил Женя. – Они умерли не за тебя, и не за меня. Просто так вышло. И тебя этот факт беспокоил недостаточно, чтобы собирать деньги.
В провисшей тишине гудели вентиляторы компьютеров, где-то булькнул кулер.
– Ты собираешь деньги на Майдан. И это хорошее дело, это правильно. Но у меня нет денег. – пояснил он. – Каждый месяц на протяжении четырнадцати лет. С момента когда я получил свою первую зарплату я отдаю ровно половину фондам борьбы с раком крови. Можешь злиться, протестовать, можешь хоть треснуть пополам. – Женя резко смолк. – Но я уже отдал все, что мог в этом месяце. И я отдам им же в следующем.
Женя перехватил шлем поудобнее и уже казалось собравшись уходить, остановился полубоком.
– Люди на Майдане делают правильное дело и я еду сейчас на Грушевского, чтобы помочь им, чтобы показать это стране. И чтобы там не случилось, это мой выбор, это их выбор – быть там или не быть. Но у больных раком крови вопрос быть или не быть стоит гораздо острее.
Храм
Солнце взошло. Низко стелился свет. Лучи упирались в улицу, как сырые спагетти в донышко кипящей кастрюли – размокали, искажались, таяли. Шершавые косые тени ложились на асфальт. Холодное. Уползали между домами извивающиеся щупальца тумана. Воздух оставался прозрачным и таким сладким, что впервые за последние несколько лет хотелось дышать.
Уродливая черная тень вышагивала исполинскими шагами впереди. Выпуская скупые тучки пара, Слим провожал взглядом прохожих. Повсюду за ним следила огромная золотая луковица купола. Высилась над горизонтом. Отсвечивала ослепительно.
…В него ударились на полном ходу. Полетела вниз на вычерченные сыростью трещины в асфальте заготовленная церковная свечка. Мальчишка