Черное сердце: на шаг позади. Екатерина Мельникова
тут в одном. Мне написал Толя! Я мысленно открываю самую раннюю фотографию, где могу видеть его таким, каким встретил в первый раз. И смотрю. Смотрю на мальчика, который больше не мальчик.
Экран заполняется его светло-русыми коротко стриженными волосами, светло-карие глаза, светлая улыбка, светлые зубы, светлая кожа, он сам – сплошной свет. Когда же я, напротив, тьма. Наверное, рядом со мной его свет бил в глаза, когда мы оказались в одной комнате, когда рядом со мной оказались его плавные движения со словами на руках, его плавные линии одна от другой, подчеркнутые идеальной для него одеждой, его позитивно настроенная голова, его сто семьдесят сантиметров роста как у меня, его положительное отношение, крохотные брызги веснушек и клевые ямочки на щеках. Какая у него была походка – никто глаз не мог отвести. Губы, готовые улыбнуться в любую секунду. Глаза, на все вокруг смотрящие словно на чудо. Запах праздника, словно под ногами у него вечно разбросаны свежие фрукты и цветы.
Когда я заметил под своим постом слова от него, я физически ощутил его возвращение в свою жизнь. Сообщение его отдает знанием, но откуда он может быть в курсе, из-за чего мне плохо? Считает ли он, что это из-за него? Видимо, так и есть. И поскольку слова его следует переводить как «забей на меня, парень, погрузись в учебу и работу с головой, но мне не пиши», я и не пишу. И по-прежнему не отправляю то заветное сообщение из тетрадки, которое с таким трудом составлял, желая добиться самого должного эффекта – чтобы у него сердце забилось и остановилось, забилось и замерло, забилось и запрыгало, взошло, как солнце и увеличилось по его же размеру. Чтобы его воспоминания накрыли, чтобы он прочувствовал мою любовь и все понял, что случилось – тогда, семь лет назад, на самом деле. И чтобы он ко мне вернулся. Но я это сообщение Толе так и не отправил. Узнал, что он женат. Теперь мы не просто распиленные и раскиданные в стороны. Он посылает сигнал на мой спутник «не вздумай писать мне», я получаю сообщение, но не Толю, и мои внутренности опускаются, потому что все разом тяжело заболевают.
Глава 3
Песня, от которой мне грустно: «Out From Under», Joanna Pacitti.
Когда самое сложное – просто сделать вдох.
Не знаю почему, но как ни странно, мое отражение не отбегает вглубь зазеркалья этим утром, когда я оказываюсь в ванной комнате со своей «держись подальше» тыквой – такой мятой, словно я всю ночь на ней протанцевал. Под глазами такие мешки, в которых можно хранить картошку. Почему фактически я оставил позади свадьбу, но чувствую себя так, словно отстоял три панихиды подряд между скорбящими и ревущими женщинами?
Опираясь о края раковины, закрываю глаза, лишь бы не видеть сто тысяч дорог боли на своем лице, но это оказывается ужасной идеей – из темноты выступают годы, разбивают зеркала, разбивают сердца (их во мне как будто несколько во всех местах бьется), и я начинаю смотреть, как оборачиваюсь в классе и вижу его впервые… Как замечаю, что он пялится… Как мы начинаем, и я не могу пережить передозировку им… Сердце мое пытается