Черное сердце: на шаг позади. Екатерина Мельникова
что уже месяц не работаю в дневном стационаре и устроился на освободившееся место медицинского брата в мед-центр «Во имя жизни» – вспомнил в воскресенье вечером. С утра меня начало тошнить. Я едва познакомился с врачихой в кабинете электрокардиограммы. Едва обосновался за новым столом, как мне понадобился туалет. В туалете меня наконец-то по-настоящему прорвало, я сорвал с себя голубой медицинский чепчик, сорвал шкуру, которая мне с некоторых пор слишком велика, упал на край унитаза и из меня с болью и стоном принялся выворачиваться этот отвратительный год, ужасная мамочкина свадьба, субботняя ссора с Артемом, весь дешевый коньяк и желчная, разъедающая пустота. О том, что я рвал, первой по моему прозрачно-синему лицу поняла врач функциональной диагностики, с которой мне предстоит работать и которая попросила называть ее просто Стеллой. Она развела мне какую-то гадость, заставила выпить, а потом рассказать ей, чем я бухал. После чего у меня взяли анализ крови, поскольку я почти в обморок падал, и завалили меня под капельницу. После процедуры я семь раз пробегал отлить, но почувствовал себя намного лучше, правда теперь меня забеспокоило отчество врачихи. Стелла Анатольевна. Слишком много Анатолиев вокруг! Главного хирурга так вообще по паспорту – Вячеслав Анатольевич. Вот это, я понимаю, подкол! Куда ни плюнь с завязанными глазами, попадешь в Анатолия.
– Так. – Натиском говорит Артем в своей машине, когда вечером заставил меня поехать с ним в кафе искать новый смысл жизни. – Мне рассказали, ты рвал. И валялся в процедурной. Допился? Не будешь больше? – скорее предупреждает, чем спрашивает, искоса подглядывая в мое отсутствующее табло.
– Да надо кидать, чтобы сесть за руль.
– Ну вот, наконец-то! Еще курить попробуй бросить. Я завязал после операции и намного лучше себя чувствую.
– Странно. – Говорю, скрючившись под стать желудку, словно меня сейчас стошнит опять. – Будем непьющими и некурящими медиками. Весьма нереалистическая роль.
– Надо поговорить. Не о том, что было на свадьбе, а о твоем состоянии.
– То есть, о том, что было на свадьбе. – Лучше бы он ни о чем не говорил.
– Слава. – Опять этот спокойный голос без железа, а с сахарной ватой, как у Карины в студии. – Мне нужно, чтоб тебе стало лучше. Или я… Прости за истерику у Карины дома. И за пощечину в ресторане. Точнее, скорее за… У тебя шла кровь, прости за вот это. Я переборщил.
– И ты. Сам знаешь, за что. Ты меня не возбуждаешь, все это темнота. Она всегда действовала на меня весьма волнительно. И я был…
– Я не знаю, о чем ты говоришь. Договорились?
– Спасибо.
– Ты можешь поговорить со мной, о чем хочешь, кроме этого.
– Не думаю.
– Слушай, извини, если слишком грубо выражаю свое мнение касательно… Если хочешь поговорить о своем парне – говори. Главное, помочь себе справиться.
Я заползаю в себя подальше, ориентируясь в такой темноте, к которой давно