Хулиганский роман (в одном очень длинном письме про совсем краткую жизнь). Сергей Николаевич Огольцов
по рельсам над головой прокатывает фанерный танк, а потом пошёл на край поля – откуда меня позвали, чтобы помогал.
Мы тянули за трос, подтаскивая его к горизонтальному блоку, чтобы у мальчиков на дальней стороне поля боя легче крутилась лебёдка, приводящая в движение тележку с танком.
В какой-то момент я зазевался и не успел отдёрнуть руку – трос втянул мой мизинец в ручей блока.
Боль в защемлённом пальце выплеснула из меня громкий вопль и фонтаном брызнувшие слёзы.
Ребята на дальней стороне, слыша моё уююканье и крик мальчиков: «стой! палец!», сумели остановить лебёдку, когда до выхода из ручья блока оставалось не больше пары сантиметров, и начали крутить в обратную сторону, протаскивая мой мизинец туда, где он изначально был заглочен блоком и толстым стальным тросом.
Безобразно сплющенный, почернелый палец, перемазанный кровью лопнувшей кожи, медленно вызволился из пасти блока.
Он мгновенно распух и его обмотали моим носовиком, и сказали, чтоб я скорее бежал домой.
И я побежал через лес, чувствуя горячие толчки пульса в пожёванном пальце…
Дома мама велела сунуть мизинец под струю воды из крана над кухонной раковиной, несколько раз согнула и разогнула его и, смазав щипучим йодом, натуго забинтовала, превратив в толстый негнущийся кокон, в котором всё же продолжали отдаваться удары сердца.
Она сказала мне не реветь, как коровушка, потому что до свадьбы заживёт…
( … и вместе с тем, детство отнюдь не питомник садомазохизма: «ай, мне пальчик защемили! ой, я головкой тюпнулся!»
Просто некоторые встряски оставляют более глубокие зарубки в памяти.
Жаль, что в памяти, заполненной наказами забрать стирку из прачечной и не забыть поздравить шефа с днём рожденья, не удерживается то непрестанное состояние восхищённых открытий, когда в песчинке, прилипшей к лезвию перочинного ножа, заключены неисчислимые миры и галактики, когда любая мелочь, чепуховинка, неясный шум в приложенной к уху морской ракушке есть обещаньем и залогом далёких странствий и головокружительных приключений.
Мы вырастаем, наращивая защитную броню, доспехи необходимые для преуспеяния в мире взрослых: я – халат доктора, ты – куртку гаишника; каждый из нас – нужный винтик в машине общества, у каждого отстругнуты ненужности типа замираний перед огнетушителем, или рассматривания лиц из морозных узоров на оконном стекле…
Сейчас на пальцах моих рук найдётся несколько застарелых шрамов: вот здесь от ножа, этот вообще приблудный – не помню откуда взялся, а тут топором тюкнуто; и только на мизинцах чисто, и следа не осталось от той трособлочной травмы.
Память – забывчива, тело – заплывчиво…
Но мне известны поговорки и посвежее; совсем недавно и очень даже неплохо кем-то сказано: «лето – это маленькая жизнь»…)
В детстве не только лето, а и всякий день – маленькая жизнь.
В детстве время заторможено – оно не летит, не течёт, и даже вообще не движется, если не подпихнёшь.
Бедняги детишки давно бы пропали, пересекая