Хулиганский роман (в одном очень длинном письме про совсем краткую жизнь). Сергей Николаевич Огольцов
дома не оказалось и он пожаловался соседям с первого этажа, а те потом наябедничали маме и она взяла с меня обещание никогда больше не делать так…
( … всякая дорога, при прохождении её в первый раз, кажется нескончаемо длинной, ведь ты ещё не можешь соизмерять пройденное с предстоящим.
При повторных прохождениях, путь с каждым разом кажется всё короче.
То же самое и с учебным годом в школе.
Но об этом я так и не узнал бы, если б в начале второго года обучения сошёл с дистанции…)
Был ясный осенний день и наш класс повели на экскурсию – собирать опавшие листья.
Вела нас не Серафима Сергеевна, а пионервожатая школы.
Сначала мы шли через лес, потом спустились на дорогу к библиотеке Части и Дому офицеров, но не пошли по ней, а свернули в проулочек между деревянными домами.
Короткий проулок скоро закончился обрывистым спуском покрытым двумя широкими потоками дощатых ступеней, что уходили далеко вниз к настоящему футбольному полю, окольцованному гаревой дорожкой.
Ступени кончались широкой площадкой в обе стороны от которого, параллельно обрыву за спиной, расходились с полдесятка длинных лав из деревянных же брусьев.
По ту сторону поля не было ни скамеек, ни обрыва, а только одинокий белый домик без окошек и рядом с ним большущая картина двух футболистов зависших в прыжке, борясь за мяч ногами.
Зимою всё поле заливали водой и получался каток.
Мне смутно вспоминается тёмный зимний вечер с редкими фонарями по периметру поля, вперемешку с горькой обидой оттого, что так недолго меня катали на высоком стуле меж округло загнутых полозьев из тонких металлических прутков…
Девчонки класса остались собирать листья между скамеек под деревьями крутой стороны, а ребята, обогнув поле справа, гурьбой сбежали к Речке.
Когда я добежал туда же, трое или четверо уже бродили, закатав штаны до колен, в бурливых струях теснины на месте давно прорванной дамбы.
Большинство одноклассников оставались на берегу.
Я тут же начал торопливо стаскивать ботинки и носки, и подворачивать брючины.
Заходить в воду было чуть страшновато – не слишком ли холодна?
Но оказалось – не очень, а вполне терпимо.
Течение шумливо бурунилось вокруг ног, щекоча кожу под коленями, а дно было приятно гладким и ровным.
Один из мальчиков прокричал сквозь шум воды, что это бетонная плита от бывшей дамбы – ух, класс!
Мы бродили по ней туда-сюда, стараясь не заплескать подвёрнутые брюки, когда вдруг всё: и плеск воды, и крики товарищей, и ясный ласковый день – как отрезало.
Я оказался в совершенно ином, безмолвном мире наполненном одной лишь давящей желтоватой сумеречностью, сквозь которую мимо меня вертляво убегали кверху струйки белесых мелких пузырьков.
Ещё не понимая что произошло, я взмахнул руками; вернее они сами это сделали, и вскоре я вырвался на поверхность, где оглушительно шумела Речка, хлеща меня струями по носу и щекам, и кто-то издали кричал «тонет!», а мои руки беспорядочно