Хулиганский роман (в одном очень длинном письме про совсем краткую жизнь). Сергей Николаевич Огольцов
портится от света, и только вот красный её не засвечивает.
В проекторе чуть ниже линзы имелся подвижнóй фильтр-занавесочка, тоже из красного стекла, чтобы не засветилась чувствительная к свету фотобумага, покуда линзой наводится резкость изображения.
Правда, изображения эти негативные – чёрные лица с белыми губами и глазницами, и волосы тоже белые.
Потом красный фильтр отводился в сторону, чтоб из проектора сквозь плёнку упал полный свет на бумагу, папа отсчитывал несколько секунд и поворачивал фильтр на своё место.
Листок белой фотобумаги из-под проектора перекладывался в пластмассовую ванночку с раствором проявителя и тут начиналась магия – на чисто белом листе в неярком свете красного фонаря постепенно проступали черты лица, волосы, одежда.
Но в проявителе нельзя передерживать, а то бумага полностью почернеет.
Листок с проявленным изображением нужно взять пинцетом, сполоснуть в простой воде и положить в ванночку с закрепителем – иначе всё равно почернеет – а оттуда минут через пять-десять переложить в большой таз с водой.
Когда распечатка заканчивалась, папа доставал мокрые снимки из таза, клал их лицом на листы оргстекла и раскатывал резиновым валиком со спины, чтоб хорошо прилипли.
Эти стёкла он ставил у стены в родительской комнате и на следующий день высохшие фотографии сами собой осыпались на пол; гладкие и глянцевые.
Вот я, с круглыми глазами и перебинтованной от ангины шеей.
Брат Санька, с доверием глядящий в объектив.
Мама одна, или с подругами, или с соседками.
А это вот сестра Наташа задрала нос, а сама засмотрелась в сторону и бантик в одной из косичек, конечно же, уже растрепался…
Кроме фотолюбительства папа увлекался радиоделом, потому-то и выписывал журнал с разными схемами и однажды собрал радиоприёмник размером немногим больше фотоаппарата ФЭД-2.
Корпус, внутри которого размещалась плата с напаянными деталями, он сделал из фанеры и отлакировал; снаружи коробочки остались только ручки для настройки громкости и отыскания радиостанции.
Потом он сшил для приёмника футляр из тонкой кожи, потому что умел работать шилом и дратвой, а к футляру прикрепил узкий ремешок, чтобы носить приёмник на плече…
И он ещё сделал специальный станок на табуретке и переплёл свои радиожурналы в подшивки по годам.
У него просто золотые руки…
И у мама, конечно, тоже руки золотые, потому что она готовила вкусную еду, шила на швейной машинке и раз в неделю-полторы устраивала генеральную стирку в стиральной машинке «Ока».
Иногда она звала меня на помощь при отжиме – крутить ручку резиновых валиков, что устанавливались поверх машинки.
Всовываешь уголок стиранной вещи между валиков, крутишь ручку и они втягивают эту вещь между собой, выдавливая из неё воду, а она выползает позади них сплющенная, влажная, но отжатая.
Но развешивали стирку только сами родители, потому что во дворе не разрешалось и там даже верёвок не было и все сушили