Хулиганский роман (в одном очень длинном письме про совсем краткую жизнь). Сергей Николаевич Огольцов
Посёлок по Нежинской, но всегда вместе с Таней, они ведь соседки.
В своё время Лариса тоже была участницей Детского Сектора и однажды я даже проводил её по Профессийной от Клуба до улицы Гоголя, потому что до своей – улицы Маруты – она не позволила.
Таня в тот же период также участвовала в Детском Секторе, так что по Профессийной мы шли втроём и Таня всё время поторапливала Ларису шагать быстрее, а потом рассердилась и ушла вперёд одна.
Мы с Ларисой расстались на углу Гоголя и я пошёл вдоль неё, восторженно вспоминая милый девичий смех в ответ на мой пустопорожний трёп, однако, на подходе к Нежинской, под фонарём возле обледенелой колонки, мои восторги оборвались.
Меня окликнули две контрастно чёрные на белом снегу фигуры.
Обе принадлежали ученикам нашей, тринадцатой школы – один из параллельного класса, а второй десятиклассник Колесников; оба они жили где-то на Маруте.
Колесников принялся мне втолковывать, что если я ещё хоть раз подойду к Ларисе, и если он услышит, или ему скажут, и вообще – я понял чтó он мне сделает?
И эти толкования он повторял по кругу, немного меняя их местами; меня сковал страх, как нашкодившего пятиклашку, которому учитель грозит вызовом родителей в школу, когда я вдруг почувствовал, что сзади кто-то схватил меня за икру, дёргает её и треплет; я оглянулся, ожидая увидеть бродячего пса, но там был только снежный сугроб и больше ничего.
В тот момент мне полностью дошёл смысл выражения «поджилки трясутся».
Я бормотал, что понял, он переспрашивал всё ли я понял, я говорил, что да, всё, но не смотрел им в лица и думал, вот если б из нашей хаты сейчас бы пришёл с вёдрами к колонке дядя Толик, бывший чемпион области по штанге в полусреднем весе.
Нет, он не подошёл; в то утро я натаскал домой достаточно воды…
И вот теперь, перед лицом переполненного зала зрителей, я уселся перед парой своих одноклассниц, целиком осознавая всё неосмотрительность такого поступка, но почему-то не в силах повести себя иначе.
Я обернулся к ним и что-то говорил в общем предсеансовом галдеже зала, однако, Лариса хранила молчание и на мои реплики отвечала лишь Таня, пока Лариса, словно очнувшись, вдруг сказала мне:
– Не ходи за мной, а то ребята меня тобою дразнят.
Я не нашёлся что ответить, молча встал и по боковому проходу побрёл на выход вдоль стены, унося в груди осколки разбитого сердца.
А на подходе к последним рядам, моя чёрная печаль и вовсе обернулась мраком – свет в зале погас и начался фильм.
Я сел на свободное место с краю и забыл страдать дальше: ведь это же «Винниту – вождь Аппачей»!.
В хате номер девятнадцать по улице Нежинской старика Дузенко уже не было, а в его четверти хаты проживали две старушки – вдова Дузенко и её сестра, переехавшая к ней из села.
И на половине Игната Пилюты оставалась одна лишь Пилютиха, которая во двор и носу не показывала, а ставни окон на улицу дни напролёт оставались закрытыми.
Наверное, она ходила всё-таки