Хулиганский роман (в одном очень длинном письме про совсем краткую жизнь). Сергей Николаевич Огольцов
цветоносная слюда вошла в моду по всему Конотопу и дядя Толик привёз этот лист с работы, а он был фрезеровщиком в Рембазе, где ремонтировали вертолёты и, следовательно, должны были разбираться в технических деталях…
Телеканалы переключались щелчками большой круглой ручки пониже экрана, но в дневное время и ЦТ, и городская студия показывали лишь беззвучный круг для настройки, а по всем прочим каналам шипел крупнозернистый «снег» и прыгали белые полосы.
Однако, каждый день ровно в три кто-то из технических работников конотопской телестудии включал музыку на полчаса – ноктюрн Таривердиева, песни в исполнении Валерия Ободзинского или Ларисы Мондрус, на фоне всё того же настроечного круга.
Мы – Саша, Наташа или я – непременно включали телик ради музыки, хотя записи почти не менялись и мы уже на память знали кто за кем что будет петь.
Плюс к тому, в Конотопе расплодилось множество независимых подпольных радиостанций, которые выходили в эфир в диапазоне средних волн; тут тебе и «Каравелла», и «Король кладбища», и кто ещё как вздумает назваться.
Их недостатком была нерегулярность – неизвестно когда включать приёмник, чтоб услышать: «привет всем, в эфире радиостанция «Шкет», кто меня слышит подтвердите» и вслед за этим врубались записи Высоцкого, что хрипло орал про опального стрелка или как мы прём на звездолёте, а у дельфина вспорото брюхо винтом…
Затем Высоцкого начинала перекрывать радиостанция «Нинуля» и доказывать «Шкету», что тот сел не на свою волну и что «Нинуля» уже целую неделю выходит именно в этом отрезке диапазона.
«Шкет» с «Нинулей» переходили на выяснение личных отношений:
– Шо ты тута ото возбухаешь? Дывысь, як ото заловлю на Миру – пилюлéй навешаю!
– Шмакодявка! На кого бочку катишь? Давно в чужих руках не усцыкался?
– Поварнякай ото, так допросишься.
– Закрой хлебало!
Впрочем, ненормативной лексики в разборках не употребляли, поскольку в те времена этот термин ещё не существовал и крыли просто матом, но не по радио.
Отец говорил, что даже наш приёмник-радиолу можно в два счёта превратить в такую радиостанцию, только нужен микрофон.
Однако, на наши с Чепой умильно льстивые уговоры превратить её поскорее, а микрофон мы точно достанем, он отвечал отказом, потому что это ведь радиохулиганство, а по городу ездят специальные машины, чтоб хулиганов этих запеленговать и – бац! – штраф и конфискация всей радиоаппаратуры в хате, вплоть до телевизора.
Порой всё те же хулиганы вместо долгожданного Высоцкого затевали нудные переговоры о том у кого какой есть конденсатор и за какие диоды он согласен его уступить, и назначали встречу для обмена на Миру.
– Но как я тебя узнáю?
– А нияк, я тебя знаю – сам подойду.
Вот почему мы возвращались на всё тот же круг настройки в телевизоре к сто раз слышанному, но более надёжному Ободзинскому…
Мир в Конотопе, как, наверное, уже говорилось – это площадь перед кинотеатром «Мир»