Михаил Задорнов. Аплодируем стоя. Коллектив авторов
что это много, и ещё не веря своему счастью. «Ну иди, давай, иди, – опять повторяет Миша. – Больше нету. Иди». Да какой там – больше! Нищий глядит на купюру и различает на ней цифры. Ясно, что никто и никогда ему столько не подавал, и он, потрясённый, начинает медленно поднимать глаза от банкноты к лицу подавшего, чтобы посмотреть, что за благодетель такой отыскался, и тут… узнаёт. Задорнова в это время по телевизору – столько, что если он, телевизор, у нищего есть, то не узнать сейчас сатирика, даже будучи пьяным в хлам, невозможно. А телевизор у нищего, выходит, был. И он вдруг падает на колени перед Михаилом, крича на всю площадь: «Спаситель ты мой! Артист знаменитый!» И его крик, его слова неудобны и почти оскорбительны, хотя он хотел как лучше, это были самые высокие слова, которые он знал. Но обозвать писателя ничтожным именем «артист» – неправильно и неудачно, это во-первых. А во-вторых, кричать в апогее Пасхи слово «спаситель» и адресовать его не виновнику торжества – это уж и вовсе не прилично. Но нищий не унимается. «Какое счастье, – кричит, – что такой человек… заметил меня… помог! Да я своим детям по гроб буду рассказывать!» и т. д., и т. д.
Задорнов совсем смущён и к тому же видит мою реакцию на всё это дело, а какая у меня ещё может быть реакция, я, понятное дело, хохочу, закрыв лицо руками. А нищий тем временем ловит руку Задорнова с целью поцеловать. Миша отдёргивает руку, краснеет и злится. Вот тут его цинизма не хватает, чтобы довести всю ситуацию до привычного ему абсурда. Если бы он спокойно дал нищему поцеловать свою руку, а затем осенил его крестным знамением, образовалась бы вообще законченная картина «Явление Задорнова народу» и вполне логично финальным штрихом завершила бы всю эту карикатурную бесовщину. Вот уж воистину ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным…
Однако его порыв сделать очередное маленькое добро, а затем явное смущение, даже с временной потерей чувства юмора, от изъявления такой страстной благодарности – это скрытая от телевизионных камер и, может быть, даже лучшая часть его натуры. Лучшая, потому что стыд или порыв к добру – качества, которые сам Спаситель, надо думать, не осудил бы. А уж ничтожное расстояние между высоким и смешным у нашего паранормального населения Он, вероятно, уже давно заметил. У нас больше всех денег на открытии храма Христа Спасителя собрал, говорят, один наглый, но остроумный нищий, который повесил на грудь табличку: «Жертвуйте на восстановление… бассейна “Москва”».
Одно детство на двоих…
Детство – поразительный отрезок человеческой жизни. Уж если что-то закладывается в душе, в сознании, в памяти, а ещё загадочней и всегда без расшифровок – в подсознании, то человек живёт с этим всю жизнь. Ладно, живёт. Подчас детство определяет взрослые поступки, подчас якобы неосознанный выбор, подчас будоражит совесть, если тебя вдруг ведёт явно не в ту степь… и волоком – в другую сторону.
Недаром Христос сказал – «не будете как дети –