Конверт. Алексей Алейников
в майке: широкие плечи покрыты вытатуированными погонами, на груди синеют купола храмов.
– Как кличут? – свинячьи глазки смотрят не то, чтобы недобро, скорее – равнодушно. Так, наверное, смотрит забойщик на корову.
– Алексей, – выхожу из ступора и начинаю обдумывать сложившуюся ситуацию.
– Вован. Здесь я старший, – руки не протягивает.
– За что приняли? – собеседник смотрит внимательно.
– По экономической.
– Бизнесмен, значит. Это хорошо! Греешься? – здоровяк заметно веселеет.
– Когда замерзну – да.
– Чепушило! Дачки получаешь?
Это слово я уже выучил.
– Жена носит.
– Вот и клёво. А то у нас голяки с чаёхой и с куревом. Пацаны, вишь – серьёзные, – двое важно кивают.
– Ты движение поддерживаешь? – глаза-лезвия вонзаются в меня.
– А что это? – стараюсь не разозлить страшного собеседника.
– Пацанам будешь выделять часть от «кабанов», если хочешь нормально себя чухать. Всё, ложись, отдохни. Твоё место – в углу.
Разуваюсь и восхожу на помост. Доски покрыты тоненькими одеяльцами из пропахшей потом и куревом шерсти. Невыносимо хочется спать. Сворачиваюсь клубочком на помосте.
– Погоди, братела, давить на массу! Покалякать надо, – Вован подвигается поближе. – У тебя, смотрю, крассы клёвые. Давай меняться! Я тебе – свои лопаря. Смотри – достойные! – показывает истоптанные туфли. – А ты на «движение» пожертвуешь свои «Найки».
– Ладно.
– Расскажи пацанам, что на воле. А то сидим здесь, как медведи в берлоге – ни телика, ни газет.
– Да я уже девять дней как оттуда, – глаза слипаются, еле ворочаю языком.
– Выборы приближаются, политики мутузят друг друга. Бывших министров отправили в СИЗО.
– Каких министров? – соседи отрываются от нард.
– МВД и железнодорожного транспорта.
– Сладкие прянички! Пощупать бы их! – один из постояльцев, замечтавшись, опускает сигарету слишком близко к одеялу. Смрад палёной шерсти заполняет камеру.
– Пиндос вислоухий! – Вован отвешивает мечтателю подзатыльник. – Смотри, куда сигарету пхнёшь! Сгорим к матери!
Постепенно все утихают. Соседи доигрывают партию. Воздух в камере сгущается от «последней на сегодня», одной на двоих, сигареты. Через минуту все спят.
Обычно в тюрьме спишь плохо: мешает никогда не гаснущий свет, спёртый воздух и сама атмосфера, насыщенная энергией страданий и несвободы. Но в ту ночь, не знаю почему, я сплю на удивление крепко и под утро вижу сон.
ПОБЕГ
Среди сотен книг моей библиотеки мне особо дорога одна: время слизало с неё обложку, многократное чтение растрепало страницы, а игривый щенок оставил на переплёте следы крошечных зубов. Но стоит только взять её в руки, как услужливая память переносит на много-много лет назад
Я