Страна расстрелянных подсолнухов. Григорий Жадько
Плавали, бывало, – процедил сплевывая Новиков. – Хотя лучше лежать с прежней телкой, чем с новой болезнью.
Моня собрал глаза кучкой на переносицу, потрогал нос и улыбнулся:
– Разве я говорю: нет?
Представление закончилось распитием бутылочки белого сухого Real Forte. Майор милостиво разрешил по такому случаю и сам присоединился.
– Godbye! девчонки! Как мы тут скучаем без вас! – крикнул кто-то, когда они уходили.
Это было правдой. Этот кто-то сказал за всех нас.
***
В течение недели в лагере установилось относительное спокойствие, но нацгвардов это не устраивало. Каждый вечер они вколачивали нам, что мы на крючке у комендантского взвода а его задача воспитывать нас всеми возможными методами. Самый иезуитский способ заключался в следующем: они любили неслышно красться по дорожкам среди палаток или тайно подобраться к курилке. Особенно их раздражало, если откуда-то звучал смех.
– Хорошо живется паскудам! – беленились они, и казалось руки у них дрожали от негодования.
Тихо, обязательно тихо, воспитатель говорил, скорее, шептал под нос:
– Слава Украине!
Если мы не подскакивали и не рапортовали:
– Героям Слава, – возвращался и говорил, что вечером будет политинформация на плацу. Плац – это поляна за оружейкой. Политинформация – будут избивать, нещадно до членовредительства. В таких случаях лучше было падать. Пока нацгвард, не сбивал с ног, не успокаивался. Такая натура. Если кто-нибудь из куривших в курилке не приходил, все равно узнавали об этом и били всю палатку, где жил тот, кто не пришел. «Слава Украине – Героям Слава!» Это ты должен крикнуть даже ночью на автомате, когда бы тебя ни разбудили. «Слава Украине – Героям Слава».
– А что если колючей проволокой обмотать – сказал Гаврилов, – и боевых гадюк им запустить.
– Таки да… ну вот почему они, когда маленькими еще были, не сдохли? – соглашался Моня – Насколько в этом мире было бы меньше проблем и зла!
Я нашел минутку, позвонил домой:
– Привет мама! Как вы там? … Понятно. Мы уже в части. У нас все хорошо. Сегодня давали манную кашу. Это кошмар, ты знаешь, как я ее люблю. … Да, конечно. … Да, здоров. Может, даже поправился. Не курорт – но жить можно.
Время летело, свободных минут не оставалось, и это было хорошо. Если задумываться обо всем было бы тяжелее.
Один фрукт из нашей палатки, Козьменко, начал заигрывать с нацгвардами. Его часто наблюдали в их окружении. Он шестерил, оказывал им мелкие услуги, а перед нами напротив ходил с надменно брюзгливым выражением лица, неопределенно на что-то намекал. В конце концов, наша неразлучная команда, собралась его проучить. Подкараулили уклониста на выходе из туалета, накинули на голову его же одеяло и молча хорошо отвалтузили. Парня как подменили. Он оказался понятливый. Вновь стал как все, а нацгвардов стал избегать за километр.
Сегодня к полудню, когда стало особенно припекать, приехали волонтеры