ДухСо пробы "Ф" за №55-12. Ледник. Игорь Галеев
восхищались – критикуя, завидуя, но зато искренне. Мужчины молчали и прорабатывали разное в голове, но всё равно ясно и надолго понимали, что видят редкую девушку, ту, которая («ну почему не я?») делает кого-нибудь («подлеца и франтика») счастливым («или несчастным»).
«Это спектакль, – кричала её спина взглядам, – это спектакль под открытым небом!»
Воскресеньице, ох, какое жаркое! Что-то природа напутала. Такую погоду в Сочи бы, в Гагры, в Ташкент. Теплеет на планете, ощутимо очень даже теплеет. У Марьи Ивановны хорошо бы помыться, быстренько, на одном дыхании. А потом чай и спокойствие, никакой спешки.
Она бегом поднялась на третий этаж. Не любит Оксана подниматься по ступенькам или в гору медленно.
Сердце грохочет. В ушах звон, и горячее, взорванное дыхание.
«Сейчас дух переведу и позвоню. Так… зеркальце, расческа…»
Она осторожно положила цветы на коробку, заглянула в зеркальце. Тушь в порядке. Челку поправить и вперед.
«Гора с горой, а человек с человеком…» – вспомнилось или кто-то подсказал ей кстати.
Потянулась к звонку. Как сердце еще бьется!
Тихо за дверью. Нет, кто-то есть, что-то звякнуло.
Дзинь! Дзинь! – вдавила она кнопку.
Хотела раз, получилось два.
Тихо. Нет дома? Спит? Можно попытаться еще раз, а потом уже всё.
Неприятно звонить в чужие квартиры. С чего бы это? Кажется, звонки для того и вмонтированы. А всё равно как-то не по себе. Она еще раз робко потянулась рукой…
Но тут послышались осторожные шаги. Дверь приоткрылась.
– Здравствуйте! Марья Ивановна… дома?
«Кто он такой? Гость? Сын? У нее не было сыновей. Коллега? Ученик бывший? Родственник? Наверное, родственник!»
Наваждение №4.567.006
Он уснул на одно лишь мгновение, и сразу же ворвался огромный старичище с глазами Инакова и ртом бывшего соседа.
Старичище имел компанейский вид, уселся в кресло, положив ногу на ногу, вальяжно закурил огромную гаванскую сигару, не спешил, начал издалека.
– Живешь ты, братец мой, скудно с приставкой «по». Тебе бы как-нибудь жизнь переменить, направить свои стопы по иным тропам. Ты же знаешь о звездах, о вечности, так что ты пыжишься, людей смешишь, тебе бы бросить всё к чертовой…
– О нет! – неожиданно оживился Нихилов, – я делаю по мере сил и буду делать больше. Вот увидите! Я же мечтаю. Я пишу. Я рисую, и пел я в хоре. Это чтобы людей к культуре приобщать!..
– Упусти, хлопчик, – почему-то на украинский манер хмыкнул старичище, – гарне разошелся ты. Швидко! Ну да юмор в сторону, погуторим на иной ляд.
– Позвольте, позвольте, – изумился было Нихилов.
– Не позволю, особь лживая!
Страх объял Нихилова. Изменилось лицо старичищино, что-то начальственное появилось в нем, прокурорское что-то, так показалось напуганному Нихилову.
– Що це таки! В детстве мечтал начальником быть? Глаголь!
– Ме…