Про кота. Трилогия «А фигли?!». Максел
тогда, когда он изобретет вечный гальванический элемент. Все поздравили его с этим и отметили очередным тостом.
– А вы знаете, что наш многоуважаемый Бургомистр давеча заходил к господину Кожемякову? – размахивая бокалом, направил ученый разговор в другое русло. – Значит-с, пришел он и заказал срочно у него платье для своей ненаглядной доченьки! И вы не представляете себе, какое платье! Мех, кожа, бриллианты и золотая тесьма… Я чуть в обморок не упал, когда услыхал про такое…
– Уж ни самуж ли видавать собрался? Я би такую ля фам в жены-то трам-пам-пам… – загоготал дю Буржуа.
– Полноте вам, господин дю Буржуа, не вы один засматриваетесь на ее прелести, – произнес Рыбин; смутное чувство овладело им, и в памяти всплыл напомаженный хлыщ из театра со своей надменной физиономией. – Насколько мне известно, господин Бургомистр собирается выдать ее за господина Рокфеллера…
– Ну если так, то должно бы соответствовать, конечно, – сказал ученый. – Он ведь и задаток на пошив оставил! Вы себе представить не можете, во сколько ему обойдется все это!
– А вы себе не представляете, сколько я могу себе представить, – ответил Рыбин и крепко задумался.
Ученый-испытатель запнулся и отхлебнул из бокала, затем продолжил:
– И как вы полагаете, господа, может ли быть у простого чиновника столько денег на платья для дочери? На науку ведь таких денег нет! Я уже который год пороги его кабинетов обиваю с просьбами выделить средства на исследования далеких звезд. А он мне все одно: зачем нам эти звезды, ни холодно де от них, ни жарко. Так ведь не образован они, не понимает они, что звезды – вечные, как и двигатели мои. Вот изучим парочку, вот и сразу будет вечный гальванический элемент…
Доводы ученого уже никто не слушал: Компаньон откровенно недоумевал, дю Буржуа все пытался упасть лицом в салат, но постоянно не попадал, Рыбин же пребывал в раздумьях. Тревожное чувство овладело им, ощущение какого-то долга, как будто забыл что-то сделать. Из раздумья его вывел доселе молчавший Компаньон:
– Поручик, прошу простить мою нескромность, но, если мне не изменяет память, с тех пор, как мы в последний раз с вами виделись, вы были в этом же самом старомодном камзоле. Он же весьма поизносился…
– Он дорог мне как память… – начал было Рыбин, но вдруг, словно осененный воспоминанием, полез в нагрудный карман камзола, извлек оттуда смятый листок бумаги, прочитал, потом продолжил: – И вот, как раз сегодня я должен был встретиться с господином Кожемяковым, с нашим местным скорняком, да совсем забыл. Стар я становлюсь, дорогой мой Компаньон. Память ни к черту…
– Не чертыхайтесь, поручик. Ни к чему это.
– А вы мне не указывайте. Доживите до моих лет сначала. Вот как не чертыхаться, когда я снова без шинели останусь? Должен был сегодня идти на примерку, а вот вылетело все из головы…
– Не переживайте, поручик! Завтра вместе сходим! Я зайду к вам с утра, и, как в старые добрые времена, прогуляемся