Мы были в этой жизни. Эдуард Говорушко
своих детей, а их было шестеро. Даже в угол не ставили, не говоря уже о порке. К тем же, кто использовал для воспитания ремень, относились со снисходительным сожалением и всегда жалели наказанных или тех, кому наказание грозило. Как-то, скатываясь с высокой горки через полынью в реке, я всё же оказался в ней вместе с санями. Вытащили меня на мороз продрогшего и мокрого. Правда, ревел я не от холода, а от предстоящей дома выволочки: несколько раз обещал матери, что забуду про это рискованное развлечение. По пути домой тётка Татьяна зазвала меня к себе, переодела, отжала одежду и повесила сушиться над жарко натопленной плитой. А сама пошла к нам домой и так, невзначай, поведала маме:
– Твой-то старший – молодец, пришёл к нам и сидит с Павликом над задачником…
К вечеру я пришёл домой как ни в чем не бывало.
Неудивительно, что дом Тимошенок всегда был полон детей. Нам здесь разрешалось всё: стругать, пилить в комнате, беситься, играть в домино, «от стеночки» на монеты и даже – ужас! – в дурака, и тоже на деньги! Отдушина, а не дом.
Татьяна была ещё и философом. Как-то, рассказывая об оккупации, ошарашила меня, заявив, что при немцах можно было жить. Не надо было только их раздражать, лезть на рожон, как это делали некоторые. Подразумевалось, – партизаны.
– На чьей печи сидишь, тому и песню пой! Сейчас вот пой Сталину…
Дядька Андрей долго и тяжело болел, у него было что-то вроде вялотекущей гангрены, приковавшей его к постели на долгие годы. Ухаживала жена за ним нежно и самоотверженно.
Приехав однажды в Поболово, встречаю её у дома. Улыбается во весь беззубый рот – искусственных зубов не признавала, жевала дёснами.
– Как дела? – спрашиваю.
– Ой, вельми ж добра. Ты знаешь, как Андрея своего похоронила, так добра жить стала! Если б кто за меня помер, десять рублей бы дала!
Представляю, сколько бы жён в подобной ситуации думали точно так же, но вряд ли кто рискнул в этом признаться. Уникальным человеком была эта тётка Татьяна. Все её дети, кстати, несмотря на такое сверхлиберальное воспитание, выросли, получили образование и пошли главным образом по медицинской части. О деревенском эскулапе Викентии Андреевиче уже говорилось. Мой друг Павлик стал доктором медицинских наук и длительное время работал Главным отоларингологом Белоруссии. Воспитание любовью и полнейшей свободой волеизъявления стало традицией в этой семье. Может быть, поэтому внуки и правнуки тётки Татьяны и дядьки Андрея оказались востребованы и живут сейчас в Швейцарии, во Франции, Канаде и США, куда попали после окончания престижных иностранных ВУЗов вроде Йельского университета, кузницы американских президентов.
При школе была лошадь, при лошади – телега и сани, использовавшиеся для доставки из райцентра разного рода инвентаря и других нужных грузов. Управлял лошадью и заведовал школьным хозяйством Иван Кравченко, давний знакомый отца, одно время воевавший с ним в партизанах. Добродушный, чаще всего улыбающийся мужичок, роста ниже среднего. У него было трое детей, и все девочки. Может быть, поэтому он нежно и уважительно