Мы были в этой жизни. Эдуард Говорушко
и качал головой, а под конец первого экскурсионного дня сказал с нескрываемым сомнением в голосе:
– Дай же Бог нашему телёнку да волка съесть!
Подразумевалось, конечно, что телёнок – это я, а в какой-то мере и он сам, волк же – невероятная удача для меня в виде поступления в Московский государственный университет.
Предъявив вместо паспорта справку – паспорта выпускникам сельских школ выдавали лишь при зачислении в вуз, чтобы не сбегали из деревни, – мы благополучно сдали документы в приёмную комиссию. Отец, помню, стоял в стороне, требуя от меня самостоятельности. А ещё помню, как умиляли членов приёмной комиссии имя-отчество абитуриента – Эдуард, видите ли, Лукич, да ещё и Говорушко, а также твёрдое белорусское «р» – «бяры дыравую трапку».
И это доброе умиление вселяло надежду в нас обоих.
Меня поселили в общежитие в Новых Черёмушках. Отец уехал в деревню, вручив мне пятьсот дореформенных рублей. Ещё тысячу дал тёте Клаве и наказал выдавать мне их по частям по мере расходования моих денег, чтобы осталось на обратную дорогу.
А через два дня на три дня тётя Клава уехала к родственникам в Белоомут, посчитав, что пятисот рублей мне хватит по меньшей мере на неделю.
Но какое вкусное было в Москве мороженое! На каждом углу – пломбир, эскимо, что-то невероятное в хрустящих вафельных кулёчках, только что изготовленное в ГУМе и ЦУМе.
Я мороженое впервые попробовал в 16 лет. Его привезли из Рогачёва на кирмаш (церковная ярмарка) в Петров день. Вкуснотища необыкновенная, но московское мороженое – это нечто! Словом, в день – а в Москве тем летом стояла необыкновенная жара – я съедал по полтора килограмма холодной вкуснятины, и мои пятьсот рублей исчезли в три дня, остались лишь крохи на метро и трамвай. А моя дражайшая тётя не появилась ни через три дня, ни через неделю. Каждый вечер я приезжал на Плющиху голодный, и соседи по коммуналке этого не могли не заметить. В канун письменного по математике они предложили мне тарелку ароматнейшего грибного супа и краюху хлеба. С благодарностью я ушёл с ним в комнату, и только поднёс ложку ко рту, как вспомнил, что москвичи, по дошедшим до меня слухам, грибов не знают. А это значит, что супом можно запросто отравиться и пропустить экзамен. И надо будет побитой собакой возвращаться в деревню на радость местным недоброжелателям, которые давно наслышаны о моих наполеоновских планах. Нет уж, извините!
Съев хлеб, я тайком от соседей слил суп в туалет и, ещё раз поблагодарив соседей, уехал в свои Черёмушки.
Запнулся я лишь на одной из шести задач на письменной математике. Верный своей привычке решать двумя способами, на черновике я вдруг получил… разный результат. Заволновавшись, повторил решения – всё те же цифры. Время шло, я же всё сомневался, какое решение предложить. Экзаменующиеся во избежание списывания сидели за столами по одному. Впереди меня сидела девушка в очках, с длинной и толстой косой, как потом выяснилось – Майя Ковалёва