Мы были в этой жизни. Эдуард Говорушко
Так оно и оказалось.
– Мать испугалась, что ты опять напьёшься, – сказал мне наутро отец. – А пассия твоя ни с кем не танцевала, всё тебя высматривала.
– Не расстраивайся, сынок, ещё нагуляешься, – поддержала его мама. – Зато я спокойно спала эту ночь.
– Только о себе и думаешь, – буркнул я обиженно, что было совсем несправедливо – мама всегда меня дожидалась, если я присутствовал на мероприятиях с выпивкой. Я никому и никогда не рассказывал об этой истории, а пионервожатой наврал, будто сам проспал из-за бессонных ночей.
Между прочим, мне не удалось поучаствовать ни на своём выпускном в школе, ни на университетском. Перед школьным торжеством появилась страшная резь в глазах, и Викентий Андреевич отправил меня в Бобруйскую больницу, поставив диагноз «трахома». Меня положили в соответствующую палату вечером перед выходным, а когда в понедельник пришёл глазной доктор, то быстро выгнал меня из заразной палаты – был весенний катар. Но школьное торжество уже закончилось.
Приехав в деревню за неделю до выпускного на факультете, я решил поплавать с маской в родной речке. И сильно порезал ногу острым осколком разбитой бутылки, причём стекло осталось в ране. В Москву приехал через две недели с палочкой. Диплом получал в деканате.
Мама, конечно же, была в обоих случаях ни при чём. Но особо и не огорчалась: кончилось-то всё хорошо, в пьянках сын не участвовал.
За свою жизнь я напивался лишь четыре раза, включая и случай в деревне. Но узнавал об этом лишь наутро, просыпаясь в своей постели с сильнейшей головной болью и столь же искренним раскаянием.
Серебряную медаль за среднюю школу я счёл за пропуск в лучший ВУЗ страны и замахнулся – ни больше ни меньше – на МГУ. Конечно же, хотел податься на факультет журналистики, так как три года сотрудничал в районке, редакция могла мне дать соответствующие рекомендации. Но в качестве профилирующего предмета серебряным медалистам нужно было сдавать экзамен по русскому языку и литературе, письменно и устно. Честно говоря, испугался, понял, что гораздо увереннее чувствовал бы себя на экзамене по математике. В конце концов выбрал географический.
Отец поехал со мной в Москву, мы остановились на Плющихе, где жила в коммуналке тётя Клава, вдова Фёдора Шинкевича, сына деда Андрея, с которым отец когда-то уехал в Подмосковье на заработки. Я её хорошо знал: каждое лето она приезжала к деду, привозила «на откорм» сына Юру, с которым мы подружились. Тётя Клава была замечательной портнихой и за лето одевала всех детей в деревне в вельветовые «толстовки» и шорты, зарабатывая, чтобы прожить нелёгкую зиму в Москве.
Это было летом 1956-го. Новое здание МГУ было открыто три года назад и произвело на меня, деревенского парня, совершенно неизгладимое впечатление: высота, колонны, громадные вестибюли, Музей землеведения, несколько библиотечных залов, магазины, две громадные студенческие столовые… На столах – бесплатный хлеб, салат из свежей капусты, а годом позже давали и по полтарелки бесплатного супа, правда, без мяса. Везде