После завтра. Артем Краснов
это, по-твоему?
– Фундамент.
– Фундамент чего, блин?
– Да какая разница? Опоры это.
– Да ни хрена не опоры.
Пашка спорил с монтажником из соседней бригады по фамилии Желтоклюев.
Спорили все шесть месяцев вахты. От споров невозможно было скрыться ни на складе, ни в столовой, ни в бытовке. Опоры или сваи? Каркас или фундамент? Споры просачивались в любой разговор незаметно, как прорастают из ниоткуда сорняки.
И сейчас, в последний день на суданской земле, бригадные снова гадали, что же именно они строили в африканской пустыне. Среди версий назывались: укрепрайон, фундамент термоядерного реактора, парк ветряных электростанций, туристический аттракцион и много чего еще. У каждой версии были свои адепты, которые в небрежных тонах рассказывали, как в таком-то году строили уже нечто подобное где-нибудь в Ираке или Боливии.
Алексеич подсунул под локоть рюкзак, навалился на него боком, нашел точку равновесия и попытался вздремнуть в неудобном кресле суданского аэропорта Донгола. До посадки в самолет оставалось полтора часа.
– А то, что они разного диаметра, опоры твои, – молодой Пашка доказывал Желтоклюеву абсурдность версии о фундаменте для здания.
Ну да, какой же это фундамент, вяло думал Алексеич. Уровня-то нет. Стоят черт знает как. Не опоры, а частокол какой-то.
Пашка, когда лазил со своими отморозками в Припять, видел там заброшенную советскую радиолокационную станцию «Дуга», и теперь втемяшил себе, что и здесь, в Судане, они строили РЛС, только покрупнее. «Чтобы ракету прямо в Техасе видеть», – говорил он важно.
На изнанке закрытых век Алексеич увидел белый диск суданского солнца. Постепенно сквозь него проступило покрасневшее лицо спорщика-Пашки. Эти два пятна пропечатались на сетчатке Алексеича и за полгода осточертели до нервного зуда.
Алексеич незаметно улыбался. Через двадцать два часа он будет дома, на берегу реки Бердь, где сейчас минус восемь и низкая облачность. Дома он сможет вымыть потную шею, лечь в прохладную постель, провалиться в сон такой глубокий, что он забудет, наконец, и Пашку, и солнце, и самого себя.
Чего ему не хватало в Судане – это прохладных сибирских вечеров, которые даже в жаркий день приносят облегчение. В Судане ночи казались еще жарче, пот проедал кожу, песок был везде: в ботинках, в еде, на зубах. Кондиционер в бытовке рыдал конденсатом в два ручья, но с жарой не справлялся. Алексеич хронически недосыпал, стал раздражительным и резким, все чаще срывался на Пашке и других, пререкался с ними по делу и просто так.
Пашка, солнце, пустыня, песок, тракторы, тракторы, тракторы…
– …и для чего такие сваи? – разбудил его крик Пашки. – Ты видел, какое там заглубление? А я видел. Я тебе говорю, что видел. Да ни черта это не сваи.
Алексеич приоткрыл глаза:
– Да заткнись ты уже, – сказал он Пашке негромко. – Не надоело спорить? Деньги получил? Не обманули? Так какого лешего ты заладил – сваи, не сваи. Ты мертвого поднимешь,