Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая. Рахман Бадалов
во рту засыпаешь? Зубам хана будет.
– Детдомовская привычка, – хихикает совсем по-детски, – «Рачки» люблю. А ты не любишь? Нас в детдоме заставляли спать под одеялом с головой. Кто высовывался, того линейкой. Слушай, ты только завтра с моими последними рублями не уходи, у меня 500, сегодня заработала. Последние 500 заберёшь – найду… Друзьям скажу. И я того, кашлять во сне буду сильно, извини.
Так и заснули.
Проснулся рано. Она спала, прижав к себе мою руку вместо мишки. У меня весь бок затёк, шея затекла, пришлось терпеть. Глаза открыла не раньше полудня, когда ей продавщица с кафе позвонила. Интересовалась – жива, нет.
Я умылся – кран от поливочной трубы в углу огорода, как только морозы начинаются, его перекрывают. Заварил ей чаю на моей печке. Растёр спину спиртом – ей дальнобойщик подарил целую бутылку, осталось не больше трети. Она завернулась в одеяло.
– Ты извини, что не провожу, – прогудела простуженным голосом, нос заложен напрочь.
– Ты на звук машин иди. Тут идти – ни о чём, ваще.
Я вышел в прихожую, проверил вещи, заглянул в кошелёк, пересчитал. Положил ей на тумбочке денег. Не много и не мало, как за гостиницу.
И ушёл».
Если бы мог советовать Господу Богу, сказал бы, что Ксюша достойна рая, в отличие от многих примерных мужчин и женщин нашей планеты.
Если бы был кинорежиссёром, снял бы фильм о Ксюше.
Вряд ли из меня получится кинорежиссёр. И поздно, и по молодости, не тот был темперамент. Остаётся посоветовать тому, кто имеет основания считать себя кинорежиссёром, снять фильм о Ксюше.
Еще один вариант Кабирии Феллини[277]. Всё та же тема. Не жалость, даже не сострадание. Божественное присутствие в мире. Отдавая всё, ничего не брать взамен. Мария Магдалина, из которой и изгонять духов не надо[278]. Она сама способна изгонять духов, хотя сама об этом и не подозревает.
Мужчина, который написал о Ксюше, был предельно честен. Настолько, насколько честным может быть человек, который пишет о себе и о другом человеке. Не побоялся признаться в своей слабости, неверии, страхе, что его обманут.
Но нутром, каким-то сотым чувством, мужчина почувствовал, Ксюша эта, своей ненормативной лексикой, тёмной комнаткой без света и тепла, матрацем, который с трудом смогла приволочь, которая как-то выдержала семнадцать мужиков за день, или за ночь, которая устала трахаться, сколько может выдержать обычное женское тело, эта Ксюша, обыкновенная, необыкновенная, разбудила в нём нечто сокровенно человеческое, и ему, пусть чуть-чуть, передался этот божественный отсвет.
Передался дальше мне, насколько могу, пытаюсь передать дальше эту эстафету.
Остаётся сказать, выбрал в качестве заголовка «Ксюша… сама как бриллиант». А хотелось добавить, печальным рефреном, как напоминание, божественное, не божественное, Ксюша из плоти, она живая, ей больно, как и нам…
…и кашляет, кашляет.
Опус пятый. Генрик Ибсен, «Гедда Габлер»: «так и следует за мной по пятам