Небесная голубизна ангельских одежд. Елена Осокина
коллекционеры, – в Соединенные Штаты Америки.
Так выставка стала слугой двух господ. Ее устроители, Наркомторг и Наркомпрос, представляли одно советское правительство, но должны были преследовать противоположные цели. Торговцы видели в выставке рекламу товара и требовали показать как можно больше шедевров, лелея надежду кое-что продать с самого показа или по соседству с ним. Просвещенцы должны были стоять на страже национального художественного достояния и пропагандировать исключительно культурные и научные задачи: познакомить Запад с недавно сделанным в России открытием мирового масштаба – древнерусским искусством. Однако, как покажет дальнейший рассказ, грань между торговцами и просвещенцами в реальной жизни часто стиралась. Острый валютный кризис, в который советское руководство ввергло страну на рубеже 1920–1930‐х годов, намертво связал коммерческие и научно-просветительские задачи выставки: только благодаря кровной заинтересованности в выставке торговцев просвещение Запада состоялось, но достижение мировой славы русской иконы оказалось чревато риском распродажи музеев.
Идеи реализуются в жизнь энергией конкретных людей. Заграничная выставка икон готовилась неспокойным триумвиратом искусствоведов Игоря Эммануиловича Грабаря и Александра Ивановича Анисимова, а также торговца Абрама Моисеевича Гинзбурга, первого председателя «Антиквариата»[587].
В первые послереволюционные годы Грабарь был связующим звеном между советской властью и музейной интеллигенцией, теперь, в конце 1920‐х годов, он стал «связным» между музейными работниками и торговцами. К этому времени позиция Грабаря уже существенно отличалась от его более раннего видения выставки. Перемены в стране произошли огромные. Укрепившееся сталинское руководство, начав форсировать промышленное развитие при отсутствии необходимых на то золотовалютных средств, лихорадочно искало экспортные ресурсы. Именно в это время, 8 августа 1928 года, Грабарь написал в Госторг[588]. Из письма следует, что он считал своим долгом указать на промахи Госторга в деле реализации за границей музейных ценностей, особенно икон. По его мнению, Госторг продавал товар задешево. Грабарь поучал торговцев:
Русская икона стоит сейчас в центре внимания европейского искусствоведения не потому, что она русская, а потому что в изучении ее заключается, как кажется, единственная надежда пролить луч света на самую темную эпоху общеевропейской живописи, раннее средневековье: ожесточенные религиозные распри и лихорадочная смена культур привели к гибели почти всей живописи X–XIII веков в Западной Европе, тогда как консервативная Русь сохранила образцы своего живописного стиля с древнейших времен. Нечто в этом роде должно было производиться в области искусства во всей Европе.
Русская икона могла помочь восстановить картину эволюции живописи Средневековья. Поскольку ни один музей мира за пределами России не имел представительных коллекций русских икон[589], рассуждал Грабарь, круг потенциальных
Со стороны Главнауки в комитет выставки входили Грабарь, Анисимов и его заместитель в ГИМ Силин, знаток иконописи, коллекционер, а до революции владелец магазина икон и церковной утвари в Москве. Участие Силина в подготовке выставки, однако, было коротким – оно в декабре 1928 года оборвалось неожиданной смертью. В документах об отправке икон в Берлин упоминается и «представитель выставочного комитета Наркомпроса С. П. Григоров», который участвовал в упаковке икон (ГАРФ. Ф. 2307. Оп. 14. Д. 18. Л. 2). Госторг в комитете представлял Т. И. Сорокин. Его фамилия часто встречается в документах, но о нем самом известно мало. Осенью 1929 года, когда две специальные комиссии подряд, вначале Эйсмонта, а затем Наговицына, проверяли деятельность «Антиквариата», Гинзбург был обвинен в привлечении к работе «спекулянтов». Среди них был назван и «миллионер Сорокин». «На самом деле, – писал, оправдываясь, Гинзбург, – этот Сорокин является старым подпольщиком, которого хорошо знает тов. Ангарский, сидевший с ним в тюрьмах, и который стоял во главе военно-революционной организации в Харькове в 1905 и 1906 гг. Политэмигрант, бежавший за границу в 1907 г., студент Сорбоны (так в документе. –
Письмо см.: ОР ГТГ. Ф. 106. Д. 527. Л. 1–2. В мае – июне 1928 года, всего за несколько месяцев до того, как Грабарь написал в Госторг, в Брюсселе прошла выставка русского искусства «Art Russe: Ancien et Moderne», которая была проведена русскими эмигрантами и западными антикварами. В разделе древнерусского искусства было выставлено 103 произведения, в том числе и иконы. Возможно, эта выставка подтолкнула Грабаря к решительным действиям. В октябре 1928 года там же в Брюсселе с ажиотажем прошла аукционная распродажа коллекции Отто О’Меары, в составе которой было около 500 предметов древнерусского искусства, в том числе и иконы. Собственник собрал коллекцию в 1920‐е годы, когда находился с женой в России. Интересно, что примерно за год до аукциона, в июне 1927 года, Отто О’Меара предложил Улофу Ашбергу объединить их коллекции икон. Аукцион проходил уже после того, как Грабарь написал в Госторг и «Антиквариат», поэтому не мог влиять на содержание его писем. Тем не менее ажиотаж вокруг аукциона мог обнадежить красных купцов. Каталог аукциона см.: Collection de Mr. Otto O’Meara et de Mme, nee Moselli. Bruxelles, 1928. О выставке и аукционе см.:
О формировании собраний русских икон в западных музеях см.: