Тихие приюты. В. П. Быков
и честолюбца, и труженика, и лентяя, и порочного, и богатого, и бедного, и мирного поселялина, и крупного богача отстраняет от возможности задуматься над всем этим и ужаснуться…
А между тем перенесемся на несколько лет назад…
Даже не на особенно много – лет на 30–35.
И что же мы видим?
Не было еще в то время тех величайших изобретений.
Тех изумительных подвигов человеческого ума.
Не покрывала нашу страну такая сеть железнодорожных путей сообщения.
Не переговаривались люди друг с другом, находясь на расстоянии один от другого в несколько сотен верст.
Не пробегали по нашим улицам электрические трамваи.
Не перемешивались с нашими доморощенными бричками и тарантасами быстро пролетающие автомобили.
Не было говорящих машин.
Не было поднимающихся в беспредельную высь аэропланов.
И таких явлений, как самоубийство, мы насчитывали за десятилетие по пальцам.
Это в больших городах, а о глухой провинции и говорить нечего.
Я никогда не забуду, как в моем родном городе, в 100 верстах от Москвы, был случай самоубийства.
Один офицер, вследствие растраты или проигрыша казенных денег, прострелил себе оба виска.
Великий Боже! Какое это было ужасное событие.
Сначала о нем в городе говорили шепотом; потом, когда уже событие сделалось, так сказать, официальным достоянием, говорили вслух. Похороны этого несчастного юноши привлекли к себе все городское население.
Когда следовавшая в похоронном кортеже полковая музыка печально играла «Коль славен наш Господь в Сионе», все от мала до велика, без различия общественного положения, состояния и интеллигентности, проливали о погибшем горькие слезы.
А затем на протяжении чуть ли не десяти лет все обыватели этого городка, показывая какому-нибудь новичку его достопримечательности, проходя мимо того дома, где жил застрелившийся офицер, таинственно говорили: «А вот в этом доме у нас один раз застрелился офицер».
Местные же кумушки, купчихи и старые старухи, вспоминая о каком-либо событии, говорили: «Это было за год или за два до того времени, как у нас на Большой улице офицер застрелился».
Теперь не то.
Самоубийство сделалось настолько обычным явлением в нашей жизни, что им с легкостью сердца запугивают, им рисуются, и оно уже давно не леденит чувства и кровь современного нам человечества.
Оно сделалось доступным каждому.
Достоянием всех возрастов, всякого развития и всякого положения.
Кончают с собой бедняки и богачи.
Уходят из жизни и девушки, и юноши, и матери, и отцы семейств, мало известные и знатные, простолюдины и вельможи.
Кончают с собой священники. Недавно «Сибирская жизнь» сообщила, что в Енисейской епархии на протяжении короткого времени покончили жизнь самоубийством целый ряд священников. В с. Ирбейском, Канского уезда, повесился священник Попов; в том же уезде зарезался священник Василий Каменев; в Енисейском