Европа изобретает цыган. История увлечения и презрения. Клаус-Михаэл Богдаль
Подобные же опасения, особенно среди деревенского населения, неоднократно зафиксированы на рубеже XVI–XVII вв. Народ в отличие от протестантских представителей власти был твердо убежден в магических силах цыган и в том, что они повелевают огнем: «Иначе они причинят нам страдания / И погрузят нас в геенну огненную /»[263].
Для амтмана и это тоже – обманные махинации, в которых, как гласит обычное изложение теории зла у Лютера, им часто на помощь приходит дьявол, чтобы ввести людей в искушение: «И учит их сено и солому / беречь / чтобы не загорелась / когда все вокруг будет охвачено огнем»[264].
Желание заранее узнать через предсказания свою судьбу вместо того, чтобы вручить ее Господу или наполнить ее смирением и кротостью, означает отказ от добродетельной жизни. Оно возникает, как пытается объяснить через понятие правды «Зеркало брака», только у людей, и без того порочных и уязвимых. Цыган из-за их порочной связи со злыми силами невозможно склонить к христианской семейной жизни, как у горожан и крестьян. Поэтому, как предостерегает амтман, «избегай цыганского совета»[265]. Его аргументация в печатной версии этой поучительной пьесы собрана на полях и постоянно прослеживается в точных цитатах из Библии, из Мартина Лютера и из других признанных источников. Таким образом, читатель заблаговременно узнает ключевое для Бирка протестантское мнение о цыганах, что, мол, они – «неистовый дикий народ / почти наполовину черти / наполовину люди»[266]. Они высмеивают даже церковь и насмехаются над святыми силами, когда они «справляют свадьбу и устраивают крещение / везде, где бы они ни были / так что одна девица по десять раз бывает невестой / и ребенка по десять раз крестят»[267].
Предостережения церковных и светских авторитетов, похоже, не действуют. Они повторяются вплоть до эпохи Просвещения. К «Особенно забавной беседе в царстве их мертвецов»[268] (1730) между двумя «цыганскими хулиганами» добавлена гравюра, где на переднем плане изображены две цыганки и состоятельная представительница буржуазии или дворянства с собачкой у ног на пороге здания, похожего на дворец. Явно в ответ на просьбу погадать о любовных делах одна из цыганок читает по руке нежеланные и неприятные сведения. Сатира направлена на суеверных, пренебрегающих бюргерскими добродетелями женщин: «Ты простодушная сестра влюблена /…Ты пьешь кофе с утра до вечера. / И знать ничего не хочешь кроме галантности; /…В хозяйстве ты наверняка плохо разбираешься. /…О целомудрии ты давно забыла / Вот что значит воистину сказать правду»[269]. Цыганки являют здесь собой только часть антуража и больше не представляют опасности.
Комедия Кристиана Фюрхтеготта Геллерта (1715–1769) «Больная женщина» (опубликована в 1747 г.), раскрывая аналогичную тему, уже обходится без них. Вместо них на сцену выходит «господин Правдоруб», «хиромант», который, как и на лейпцигской гравюре, отграничивает свою «науку» от мошенничества цыганок, читающих по руке: «Как вы допускаете этот сброд до дела? Такие люди ни черта не смыслят в нашем искусстве. Хиромантические науки нуждаются в головах ученых, сообразительных и совершенно особенных»[270]. Его визави, умная и просвещенная «дева», выдвигает аргумент, что «линии и черточки на
[Ibid.: 121].
[Ibid.: 125 ff.].
[Ibid.: 126].
[Ibid.: 120, Anm. с.].
[Ibid.: 120, Anm. d.].
[Anonym 1730].
[Ibid.]: Обложка экземпляра из университетской библиотеки в Галле.
Die kranke Frau / ein Nachspiel, в: [Geliert 1966: 417].