Европа изобретает цыган. История увлечения и презрения. Клаус-Михаэл Богдаль
все более таинственным и жутким преступный мир, который на пороге смены эпох вмешивается в спор между старым, уходящим порядком и новым индустриальным обществом: например, цыгане воруют детей, или спасают их, нарушая порядок наследования, или, соответственно, восстанавливая его, или в ход идут волшебство, заклятья и предсказания в качестве темной силы. И с другой стороны, мы видим продолжение идеализированного изображения путем архаизации законов и правил, и путем этнизации всего ансамбля персонажей, который постепенно все больше и больше ограничивается этническими цыганами или, соответственно, тем, что под этим понимают.
«Оборванный сброд»: банды разбойников и цыган
В романе Якоба Кристоффеля фон Гриммельсгаузена (ок. 1622–1676) «Странный Ветрогон» из Симплицианского цикла, написанном в 1670 г., рассказчик без обиняков называет главную героиню Кураж цыганкой:
[Т]ут верхом на муле явилась цыганка настолько роскошная, что я таковых за всю мою жизнь не видел, да и не слышал о таких, по каковой причине я принял ее если не за королеву, то по меньшей мере за благородную княгиню – предводительницу всех прочих цыганок![485]
В предшествующей истории – «Жизнеописании прожженной обманщицы и побродяжки Кураж» (1670) ее вступление в сообщество цыган показано как средство защиты и маскировки и как низшая точка падения в ее предшествующей жизни. Если в ее прежней жизни в качестве офицерской и солдатской шлюхи она пыталась повысить свою ценность с помощью румян и нарядов, то нынешнее внешнее приспособление к цыганам – зачернение кожи – представляет собой обезображивание и самообесценивание[486].
Кураж у Гриммельсгаузена – однозначно не цыганка, и все же она причисляется к цыганам, поскольку автор не вводит этнических признаков. На примере ее быстрого превращения и быстрой интеграции в цыганское сообщество видно, что облик цыганки, который она принимает, лишь одна из многих возможных форм проявления бродяжничества и нищенства, наводнившего Европу в ходе Тридцатилетней войны[487]. Окраска тела в черный цвет не остается уникальным событием, в «Ветрогоне» ее испытывает на себе и сам рассказчик. В отличие от Сервантеса, где ритуал инициации окраской несет положительную нагрузку, здесь стигматизирующая окраска тела в черный цвет приобретает гротескные черты. Маскарад Кураж и ее цыган является частью антуража воровского ремесла. Ибо, по словам рассказчика, не все «одеты, как цыгане, но и на другой манер, в зависимости от того, какой вид воровства они при моей поддержке задумали»[488]. Иногда это может быть просто сельский наряд. Сословную принадлежность распознают по постоянству платья, отсутствие ее у обманщиков – по постоянному переодеванию. Если «компания цыган»[489], как в повести «Судейская Плутона, или Искусство стать богатым» (1672), выходит навстречу Кураж в собственной одежде, их тут же начинают воспринимать как «толпу оборванного сброда»[490], на уме у которого
«Der seltsame Springinsfeld», в: [Grimmelshausen 1958: 141]. См. тж.: [Solms: 2008]. Ахим фон Арним включает этот пассаж в свою новеллу: «Philander unter den streifenden Soldaten und Zigeunern im dreißigjährigen Krieg» (1809) [Arnim 1963: 236–239]. См. об этом: [Koeman 1993].
См.: «Lebensbeschreibung der Erzbetrügerin und Landstörzerin Courasche», в: [Grimmelshausen 1958: 115].
Если Ютте [Jütte 1980] подтверждает вызывающую восхищение позицию Гриммельсгаузена, Зольбах настаивает на «враждебной по отношению к цыганам позиции Гриммельсгаузена… согласно которой цыганское сообщество послужило архетипом организованной преступности также и с точки зрения ведьмовских умений» [Solbach 1986: 86]. Зольбах справедливо усматривает в персоне Кураж «фигуру ведьмы» [Ibid.: 72].
«Der seltsame Springinsfeld», в: [Grimmelshausen 1958: 148].
«Rathstübel Plutonis oder Kunst, reich zu werden», в: [Grimmelshausen 1958: 619].
[Ibid.: 618].