Философическая история Человеческого рода или Человека, рассмотренная в социальном состоянии в своих политических и религиозных взаимоотношениях, во все эпохи и у разных народов земли. Антуан Фабр д'Оливе
уступить тому, что его жалость воспринимала за слабость. Его внешние заботы вызывали ее домашнее безразличие, и он не оказывал никакого сопротивления повседневному захвату власти женщиной, которая, согласно его желаниям, вскоре стала абсолютной госпожой всего домашнего хозяйства: в нем она создала центр, здесь распоряжалась и отдавала команды тому, кому Естество предназначило быть ее господином. Воспитание, которое она давала дочерям, под стать своим идеям, возвышали в них силу инстинкта, направляя их все более и более по ошибочному открытому ей пути. Таким образом, по прошествии нескольких поколений, был установлен женский деспотизм.
Но то, что, с одной стороны, совершил инстинкт, с другой – инстинктом же и должно быть разрушено; начавшееся движение не могло на этом остановливаться; понадобилось, чтобы Судьба шла своим чередом. Мужчина, будучи подчиненным женщине характером горделивого безразличия, вскоре заметил, что ему легче отказаться владеть, чем пользоваться. Он встретил за пределами своего жилища одну юную девушку, пробудившую его желания, и захотел соединить с ней свою судьбу, поскольку его жена, вероятно, уже прожила свои плодовитые годы. С этой новостью зажглась в душе его первой жены зависть, страсть неведомая до тех пор. Ее породили раненое тщеславие и растревоженная заинтересованность;
ужаснейшие несчастья явились их следствием. Случившееся с одной семьей, потрясло всех; впервые было всеобщее смятение; впервые Гиперборейская раса ощутила, что могло здесь представлять для нее общественные интересы. Мужчины, с одной стороны, и женщины, с другой, обсуждали, каждый по-своему, сей впервые дебатируемый законодательный момент: Может ли мужчина иметь нескольких женщин?
Поскольку не было тогда несовместимого культа, способного руководить их рассудком, и чаяния загробного существования никак не могли появиться в их притупленном разуме, мужчины решили, что это возможно. Впервые собранные вне своих берлог в большие толпы, они почувствовали, что их силы, смешавшись, возрастали в напряженности, и их решения восторжествовали. Самые робкие поразились своему дерзновению. Таковым был повод и таковым явился итог впервые использованной человеком Всеобщей воли.
Женщины, до крайности рассерженные решением, столь противоположным их господству, постановили помешать всеми средствами его исполнению. Они не поняли, каким образом эти самые мужчины, такие слабые подле них, могли показать столь великую отвагу. Они надеялись их вернуть на прежнее место, но тщетно, потому что совершённое дело сотворило доселе неизвестную вещь, вещь, последствия которой должны были стать безмерными: мнение, запечатлевшись в гордости новым направлением, ее видоизменяет в честь, ставя последнюю на ступень выше жалости. В данной ситуации женщины доверились своему инстинкту, который их и погубил, хотя должны были оставаться вдохновленные сочувствием, но их тщеславие не позволило этому восходящему движению сотрясти их разум.