Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан. А. Д. Куманьков
юридический аппарат для изображения войны в виде столкновения преступника (нарушителя справедливости) с обвинителем и судьёй, объединёнными в одном лице справедливого участника конфликта. Авторитет одного государя превышает авторитет другого, когда первый из них выступает с позиции справедливости и истины, а второй представляет греховную и несправедливую сторону. Такое распределение ролей позволяет интерпретировать войну исключительно как акцию наказания и отмщения (actus vindicativae iustitiae)[127]. Каэтан возвращается к этой идее Августина о войне как наказании грешника, многократно усиливая её значение.
По мысли Каэтана, никакое государство не может считаться самодостаточным (respublica sibi sufficiens), если оно не обладает возможностью отомстить и воздать за себя и своих подданных. Наличие авторитета, достаточного для объявления войны, осмысляется как ключевое свойство самостоятельности политического сообщества. Речь здесь идёт об идеальном государстве (respublica perfecta) в аристотелевском его понимании. Каэтан задействует данную в третьей книге «Политики» формулировку целям образования государства: «оно появляется лишь тогда, когда образуется общение между семьями и родами ради благой жизни, в целях совершенного и самодовлеющего существования»[128] [Курсив мой, А.К.]. Политическое сообщество, не обладающее должным авторитетом, очевидно, подчиняется некой высшей власти, а потому не должно вести войны самостоятельно, равно как и отдельный человек не может самостоятельно применять насилие, если только не защищает собственную жизнь[129].
Каэтан также проблематизировал категорию «невинных», которая будет подхвачена авторами Саламанкской школы. Он столкнулся с необходимостью ответить на вопрос: если война это наказание, кто именно на стороне несправедливого противника должен быть подвергнут страданиям и в буквальном смысле понести кару. Несправедливая война ― лишённая справедливой причины, объявленная лицом без должного авторитета, ведущаяся вопреки добрым намерениям ― понимается им как смертный грех. Однако «подданные суверена, объявляющего войну», освобождаются от обвинений в несправедливости и злом намерении, если они не могут быть уверенными в справедливости войны, но всё же подчиняются своему правителю. Тем не менее, все подданные противника (солдаты и гражданские лица) могут быть подвергнуты насилию, если только при этом намеренно не происходит нападений на явно невинных людей[130].
Следующий значимый этап развития доктрины справедливой войны связан с обращением к этой доктрине представителей Саламанкской школы. Франсиско де Витория ― один из наиболее видных представителей второй схоластики ― столкнулся в XVI в. с проблемой оправдания испанских экспансий в Старом и в особенности в Новом Свете и должен был сделать его, как это изящно определила Ю.В. Иванова, «достоверным и убедительным как с богословской, так и с правовой точки зрения»[131]. Решению этой задачи были посвящены прочитанные
Summula Caietani. Lyon: A. de Harsi. 1581. Pp. 32–39. Цит. по The Ethics of War: Classic and Contemporary Readings. Pp. 245–247.
Summa theologiae II–II, q. 40, a. 1. Commentaria Cardinalis Cajetani // Sancti Thomae Aquinatis Doctoris Angelici Opera Omnia iussu impensaque Leonis XIII, vol. 8. Rome: Editori di San Tommaso. 1895. Pp. 314–314. Цит. по The Ethics of War: Classic and Contemporary Readings. Pp. 241–244.
Summula Caietani. Цит. по The Ethics of War: Classic and Contemporary Readings. Pp. 249.