История довоенного Донбасса в символах. Точки. Иван Калашников
Обогреватель для секретарши – это не тот уровень, где стоило ломать копья. Впереди был выход на другой уровень, огнеопасный и огнестрельный. На нём Аня не смогла разрешить ситуацию одной фразой, поскольку не до конца понимала смысл деятельности конторы, куда её приняли на работу, благодаря странному порочному везению, обладавшему эхом поведения старшей сестры.
Чем-то новый уровень напоминал Анюте собрания анонимных алкоголиков в импортных сериалах, с единственной разницей: там не было секретарши, человека, который записывает весь тот бред, что произносили вслух пятеро людей, вместе с Геной и Ромой.
В самом начале своего трудового стажа Аня послушно и трепетно записывала всё подряд, после с трудом расшифровывая собственные каракули, беспомощно кусая губы, отгоняя мысли о том, что недовольны, она их не устраивает, её выгонят, уволят к чёртовой бабушке, или, как говорил директор, «к едрене фене».
Прошло три месяца – и Аня поняла: то, что со стороны кажется бредом, на самом деле бред и есть, лишь тысячная, если не миллионная доля пойдёт в дело, будет стоить каких-то денег, выплаченных удовлетворённым заказчиком за телезрительское рекламное раздражение…
– Почему компот? – произнёс Гена и, хотя на кудрявого Рому он не смотрел и краем глаза, было ясно, для кого предназначалась реплика, потому что до этого Рома соловьём заливался о перспективах компотной конторы.
В блокноте Аня записала: «Компот».
– Я так считаю, – сказал Рома, упрямо выставил подбородок, словно предлагая Гене гладко его выбрить.
Поскольку Гена молчал, и брить никого не собирался, Рома продолжил:
– Толпа увидит компот и сразу всё поймёт…
– Ни фига толпа не поймёт, – перебил его Бродский. Несмотря на духоту в офисе, пальто он не снял, сбросил его небрежно с плеч, развалясь на стуле. Пожалуй, своей позой он проявлял пренебрежения к Роме значительно больше, чем словами.
– Ты в прошлый раз вообще сказал «клизма» – начал заводиться Ромочка. – Сказал если «клизма», значит «жопа», а жопу все поймут…
– Бутор твой компот, – веско произнёс Гена. – А сам ты – жопа.
– Это почему это?! – Рома вскочил, стул отлетел назад, оставив на линолеуме противные полосы.
– Не знаю. Но сейчас станешь мёртвой жопой, – сказал Гена и достал из кармана пальто большой чёрный пистолет.
Аня так испугалась, что записала в блокнот: «Пистолет».
Трое остальных обсуждальщиков, никакого участия в прениях не принимавшие, чужих идей не поддерживавшие и своих не предлагавшие, при виде оружия активизировались молниеносно.
Бродский успел выстрелить только один раз, после ему пришлось сопротивляться рукопашному нападению. Пистолет у него отняли, при чём вся возня происходила у ног окаменевшей секретарши.
Потом Артур, невесело усмехаясь, сказал: «Борьба у ног за руку девушки».
Артур, кстати, был единственным, кто знал об изобразительных достижениях Ани, но распространяться об этом не спешил, или забывал, вспомнил только