Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Том 2. Сборник
старца… На мой вопрос, показался ли старец Амвросий Льву Николаевичу человеком большого ума, Лев Николаевич, помолчав, ответил: «Нет», прибавив: «но он был очень добрый человек»[274].
Как-то за вечерним чаем, разговаривая о портрете, мы незаметно перешли к искусству вообще. Лев Николаевич лучшим портретистом считал француза Бонна[275], написавшего портрет «Пастера с внучкой» (Крамской не любил Бонна). Лев Николаевич сказал, что он не понимает, не чувствует современной «яркой» живописи, он совершенно отрицает живопись «безыдейную», похвалил фра Беато Анжелико и почему-то досталось Рембрандту и Веласкесу. Я пытался отстоять двух последних, но безуспешно[276].
Разговор перешел на современную литературу, на Чехова, Горького, Леонида Андреева. Последнего Толстой заметно не любит, повторив, что не раз говорил о нем: «Леонид Андреев всех хочет напугать», прибавив, не без лукавства: «а я его не боюсь».
Ясная Поляна, лето 1907 г.»
«Вот я и дома, портрет окончен[277]. Накануне отъезда из Ясной Лев Николаевич зашел ко мне с прогулки в открытую балконную дверь. Было утро, часов шесть. Я только что встал, мылся. Утро было ясное, погожее, на душе хорошо. В хорошем настроении был и Толстой. Ему хотелось поделиться мыслями, быть может, промелькнувшими во время прогулки. Поздоровались; он, как бы мимоходом, сказал: «А я вот сейчас думал, какое преимущество наше перед вами – молодыми (ему было 79, мне 45 лет). Вам нужно думать о картинах, о будущем; наши картины все кончены – и в этом наш большой барыш. Думаешь, как бы себя сохранить получше на сегодня.
Незадолго до моего отъезда Лев Николаевич спросил меня, читал ли я книжку Ромена Роллана о Микельанджело;[278] я отвечаю: нет. «Она у меня есть, мне прислал ее автор; не хотите ли послушать некоторые места из нее?» Я прошу. Толстой взял книжку, стал читать à livre ouvert, как бы смакуя красоту обоих языков. Прочел он несколько наиболее ярких страниц о великом художнике.
Наступил день отъезда. Лев Николаевич, прощаясь, уже стоя у экипажа, сказал: «Я рад был, истинно рад был узнать вас ближе». Все звали меня не забывать Ясную Поляну, приезжать еще[279].
Киев, осень 1907 г.»
«Я давно не писал тебе, зато сейчас я угощу тебя поездкой к другим Толстым, в Каргалык. Зимой, когда успех моей выставки в Питере определился, ее стал посещать почти ежедневно гр. Дмитрий Иванович Толстой. Он однажды сказал мне: «Вероятно, «Святая Русь» попадет в Русский музей гораздо раньше, чем я думал, так как успех вашей выставки стихийный и с этим надо считаться». Тогда же он пригласил меня погостить летом в Каргалык. Местечко Каргалык находится недалеко от Белой Церкви, Киевской губернии. Оно принадлежало Ольге Ивановне Чертковой, по мужу тетке Владимира Григорьевича Черткова. Гр. Дмитрий Иванович Толстой женат на дочери Ольги Ивановны, «кавалерственной дамы» и проч. Вся семья проводит лето в Каргалыке ‹…›.
Мне сообщили, что в парке я увижу молодых людей с их профессорами
Толстой приехал в Оптину пустынь с Н. Н. Страховым глубокой ночью 26 июля 1877 г. Тогда же он увиделся и беседовал со старцем Амвросием. В Оптиной пустыни, у старца Амвросия, он был также 15 июля 1881 г., проделав путь пешком из Ясной Поляны с С. П. Арбузовым и Д. Ф. Виноградовым, и 27 февраля 1890 г.
О Жозефе Бонна как о «знаменитом портретисте» Толстой говорил в беседе с Эженом Вогюэ (
Разговор Толстого с Нестеровым состоялся 30 июня. Содержание его передано Д. П. Маковицким. За вечерним чаем Л. Н. говорил с М. В. Нестеровым о писании портретов. Заступался за Крамского и Бонна и высказывался против того способа писать «яркими красками в природе», какими пишет М. В. Нестеров. (
Портрет Толстого заканчивался Нестеровым в его киевской мастерской в сентябре – ноябре 1907 г. См. письма Нестерова о работе над портретом к В. Г. Черткову и А. А. Турыгину (
Имелась в виду книга:
В письме к Нестерову от 10 октября 1907 г. С. А. Толстая писала: «Какой вы настоящий, вдохновенный художник! Как вы любите свое дело, и как волнуетесь, когда работаете! Еще бы не сочувствовать вам!» (