Ландыш на крови. В тебе нет огня, нет чистого побуждения. В тебе лишь пустота. Эльсан Алари
а под глазами залегли глубокие морщины. Он сильно сутулился, что умаляло его и так небольшой рост. Возможно, он и не был стар, однако угрюмое выражение на остром смуглом лице было присуще лишь людям, чья молодость давно минула, а зрелость готовилась уступить пожилому возрасту.
Его мутные глаза вяло скользили по роскошному убранству помещения, даже не останавливаясь на Саше, что не могло не разозлить вышеупомянутого. Девушка же не была красавицей и не имела особо выразительных черт, в отличие от старика. Русая, неказистая простушка, казалась незаметной настолько, что Сашу заинтересовала в большей степени куртка, чем та, на ком она была надета. Она беспокойно теребила край синего платья и упорно смотрела прямо в глаза Саше, с какой-то отчаянной уверенностью, пытаясь поймать его взгляд. Браницкого же это не заинтересовало, и он не стал смотреть на нее столь же пристально.
Создавалось ощущение, что эти двое, если уж и пришли именно по какому-то делу, то непременно утратили интерес, едва оказавшись на пороге. Молчание затягивалось, и ни одна сторона так и не сделала шага навстречу.
Было слышно, как старик хрипло дышит и недовольно топчется на месте, чавкая мокрыми ботинками по сверкающему полу, всеми силами демонстрируя свое недовольство, однако упрямо не произносит ни слова.
Саша не выдержал и, придушив в себе чувство гордости, выдавил:
– Юра, отправь Марину за чаем.
VI
Чаепитие проходило в напряженной обстановке. Старик даже не притронулся к ароматному напитку, но не отказался от домашнего печенья. Девчушка же осторожно отхлебывала, крепко вцепившись в чашку обеими руками.
Саша расположился на диване напротив, широко разведя ноги и раскинув руки в стороны. Он запрокинул голову назад, бесцельно смотря в потолок. Минуты тянулись мучительно долго, и Сашу начало клонить в сон. Его веки тяжелели, милосердно прикрывая усталые глаза от резкого света хрустальной люстры. Хриплое дыхание старика смешивалось с шумом дождя за окном. Напряжение отступало, и Браницкого охватило приятное томление. Он блаженно улыбался и наслаждался чувством долгожданного комфорта. Мысленно он покинул стены родного дома и погружался в недры любимой кальянной; ему казалось, что ароматный дым уже наполняет его легкие и блаженство охватывает его будто наяву.
Однако уснуть ему не удалось, ибо старик вдруг раскашлялся. Браницкий скривился и приподнял голову. Его глаза встретились с глазами старика, который впервые за минувший вечер смотрел прямо на него. В его взгляде читалось чувство осуждения и крайней неприязни. Несмотря на свой задор, Браницкий несколько стушевался и даже ощутил некую робость, что было ему крайне несвойственно. Незнакомая эмоция испугала его и заставила, как бы парадоксально это ни было – опустить глаза. По щекам Саши разливалась предательская краснота, а губы плотно сжались. Он уже собирался раскрыть рот и сказануть что-нибудь неприятное в свойственной ему манере. Но старик