Похититель императоров. Владимир Шигин
водку. И хотя жадная каптерская душа, разумеется, разбавляла водку речной водицей, все равно пили солдаты «молочко» с превеликим удовольствием.
Из всего штаба наиболее теплые отношения сложились у меня и со старшим адъютантом фельдмаршала капитаном Иваном Скобелевым, дедом будущего знаменитого «белого генерала» героя Плевны и Средней Азии Дмитрия Скобелева. Иван был открытым, общительным и бойким малым, в отличие от подавляющего большинства остальной околоштабной челяди. К этому моменту он успел пройти уже три войны, получив в них три раны, лишился трех пальцев и заработал три ордена. Как он сам говорил мне, что ежели и дальше ему будут за каждый палец давать по кресту или звезде, то у него еще пальцев на целый иконостас имеется…
В Бородинском сражении полк Скобелева выбили начисто. Остались в живых лишь он, знаменосец с трубачом и барабанщиком, да пять солдат, которые из последних сил отбивались от окружавших французов. Как оказалось, за происходящим наблюдал сам Наполеон. Когда же окруженные попали в плен, он оказал им воинские почести за удаль. Наполеон самолично прикрепил на грудь Скобелева орден Почётного легиона и велел доставить пленников в русский лагерь. После этого Кутузов и определил Ивана к себе в старшие адъютанты.
– Эх, Павел Андреевич, – говорил мне Скобелев, вечерами, когда мы дружно заваливались на наши шаткие лежанки, – Есть у меня одна мечта-идея. Коли останусь в живых, стать писателем, чтобы книжки про войну, да про геройства разные писать.
– Останешься, ясное дело, останешься. – зевая, ободрил я его.
– Да ежели и останусь… – горестно чесал своей культяпкой шевелюру Скобелев, – Я ведь в грамоте я не шибко, а писаки, знаешь, какие все умники! Ого-го!
– Ты Ванюша не боись, – приободрил я своего собеседника, почти засыпая. – Грамота писателю ни к чему, на то есть редакторы, которые всегда за него как надо перепишут, да и точки с запятыми где следует расставят. Спи, граф Толстой ты наш!
– Это какой такой граф Толстой, не из Павлодарского ли гусарского? – насторожился Скобелев.
– Он самый! – уже сквозь сон отозвался я.
Пройдут годы, и генерал Иван Скобелев действительно начнет писать книги под псевдонимом «русский инвалид», которые, несмотря на все примитивность их сюжетов, будут весьма популярны в народе.
Впрочем, были при штабе еще весьма интересные для меня люди. Вот, к примеру, титулярный советник Михайловский-Данилевский, первый историк войны 1812 года. Совсем недавно, бросив теплое место в министерстве финансов, он прибыл в армию с Кутузову и, став адъютантом главнокомандующего, теперь отвечал за ведение журнала боевых действий. Будучи совершенно штатским человеком, Михайловский-Данилевский был весьма далек от штабных интриг и истово любил историю Отечества. На этой почве мы с ним быстро нашли общий язык и не единожды имели приятные беседы. К тому же мы вспомнили и памятную встречу у безвестной деревушки, в которую я привез раненного Багратиона и помощь, оказанную нам в размещении