Однажды в старые добрые времена. Ирина Лем
мирно уживались две почти противоположные персоны. В своей, богемной среде, он слыл милейшим человеком, остроумным, оригинальным, дружелюбным. За пределами ее превращался в сухого, заносчивого сноба.
Он любил в себе свое высокомерие, считал его признаком высокого интеллекта, всячески выпячивал. Ирландцев, уэльсцев, шотландцев называл «ворами, лентяями, пьяницами», иностранцев априори считал глупее себя. Еще до знакомства с человеком другой расы или из другой страны составлял о нем негативное мнение, которое никогда не менял в лучшую сторону.
Вспоминался Джобсу один случай. В музыкальный колледж должен был прийти новый преподаватель по классу скрипки, выходец из Бельгии мастер Вандерплас. Он был известен как высокопрофессиональный музыкант, игравший в крупных столичных оркестрах, а также легкий в общении человек.
Нил же, который ни разу не видел Вандерпласа, не разговаривал с ним, не слышал его игры, высказался категорично и без тени улыбки:
– Да, как он может быть хорошим скрипачом? Он же бельгиец!
В колледже он дружил лишь с директором Джорджем Тилбери, с коллегами-преподавателями держал себя начальственно, не имея к тому никаких полномочий. Будучи на двадцать лет моложе мастера Джобса, относился к нему с беззлобной снисходительностью, как к младшему брату-простачку. При встрече хлопнет по плечу, спросит «как дела?» и, не дожидаясь ответа, пройдет дальше. За все время не обменялись двумя десятками слов.
И перед этим шовинистом, ненавидящим большую часть человечества, хлопотать о цыганской девушке?
Безумная затея.
Старый учитель вздохнул, покачал головой. Поднялся с дивана, прошелся по комнате, заложив руки за спину. Остановился напротив настенных часов, которые унаследовал от матери – с крышей в виде уголка, с колоннами по бокам циферблата и с коротким, пожелтевшим от возраста маятником, качавшимся туда-сюда. Без трех десять.
Джобс подождал. Через три минуты часы зашипели. Из окошка под крышей выскочила птичка на пружине и принялась шустро куковать. Старик считал вслух:
– Один, два, три… десять. Спасибо.
Кукушка щелкнула в ответ пружинкой и спряталась обратно. Она никогда не ошибалась, за то он ее ценил. Еще за верность: после смерти жены она стала его единственной собеседницей и самой надежной спутницей жизни – не заболеет, не уйдет к другому, не умрет. Мастер ощутил нечто вроде благодарности.
Как ни странно, кукушка его развлекла. Почему раскис, заранее настроил себя на неудачу? Времена меняются, люди тоже. Кто знает, что за мысли бродят в голове Огилви, может, жизнь его пообтерла, научила мягче относиться к инородцам. Крончестер испокон веков был городом интернациональным, практически на каждом шагу встретишь человека, говорящего с манчестерским, чеширским или другим акцентом. Если испытывать ненависть к каждому встречному, недолго переполниться ею и лопнуть.