Однажды в старые добрые времена. Ирина Лем
Поверти – чтобы расслаблять голосовые связки и снимать напряжение в голове после спектакля.
– Прекрасная ночь, не находите? – раздался из-за спины мужской голос, приятнее которого она не слыхала у актеров с поставленными голосами. – Слишком тепло для поздней осени.
Эсмей отрыла глаза и резко обернулась. Молодой человек, тот самый – герой ее мечты, протягивал букет роз на длинных ножках. Точно такой она получила неделю назад.
– Можно подарить вам цветы? – спросил он немного застенчиво.
Конечно, можно. Еще бы! Нужно!
– Да. Спасибо…
Принимая букет, Эсмей в свою очередь спросила:
– Как вы узнали, что я люблю именно такие розы?
– Спросил у швейцара, – признался он. – Вы не представляете, сколько полезной информации об актерах можно из них выудить. При правильном подходе, конечно. С первым встречным они разговаривать не станут.
– И что же вы еще обо мне «выудили»? – спросила не с иронией, а с веселым интересом.
– Самую малость. Что вы никогда не остаетесь на ужин после представления и первая уходите домой. Одна.
– Ну, это уже слишком, – проговорила Эсмей притворно рассерженным тоном. – Завтра же поговорю с Кевином, чтобы не разглашал мои личные тайны.
– Не ругайте его. Он очень уважительно о вас отзывался.
Молодой человек заметил, что певица не сердилась и не спешила уходить – значит, не против продолжить разговор. Но прежде по закону вежливости он должен назвать свое имя.
– Разрешите представиться. Артур Рэдклиф.
– Очень приятно. Ну, а мое имя вы, скорее всего, уже знаете.
– Странно было бы его не знать, мисс Смит. Оно указанно на каждой афише в городе. У вас редкое имя для здешних мест, Эсмей. Настоящее или сценическое?
– Настоящее.
– Итальянское?
– Испанское. Моя пра-пра-бабушка приехала оттуда на Британский остров около ста лет назад, спасаясь от инквизиции.
– Страшные были времена. Хорошо, что они прошли.
– Это правда.
До Эсмей донесся слабый сладкий запах цветов. Она сунула в них нос и замерла, будто желала остановить мгновение, в котором оказалась.
Стояла ясная, безветренная ночь. В высокой глубине ее посверкивали, будто перемигивались, звезды, луна смотрела на землю по-осеннему желтым, зорким глазом. Выходившие из театра люди, приглушенно переговариваясь, разбредались по улице, редкие кареты ехали медленно, будто не желали грохотать по дороге, нарушать торжественную ночную тишину. В руках у Эсмей букет роз, рядом молодой джентльмен, который нравился ей все больше – сцена из романтической оперы, которой еще не придумано названия.
Уходить не хотелось, но дома ждала больная мать.
– Мне нужно идти, мистер Рэдклиф.
– Артур. Называйте меня по имени. Мы же не на светском приеме.
– Хорошо. Называйте меня