Во дни усобиц. Олег Яковлев
девку, легла, положив на лоб влажную тряпицу. Девка угодливо укрыла её медвежьей полостью, задёрнула окно пёстрой занавеской.
– Уйди! Оставь меня! – раздражённо прикрикнула на неё княгиня. Так, в одиночестве, лежала она уже вторую седмицу[78]. Ни Ярополк, ни Кунигунда-Ирина, ни дочь ни разу не навестили больную. Одна Лута приходила каждый день, садилась у постели, вела длинные пустые разговоры, присматривала за ней, да Святополк иной раз показывался в дверях, справлялся о здоровье с напускным, деланым беспокойством. Ещё однажды был гонец от Всеволода, великий князь желал ей скорейшего избавления от болестей.
Позже Гертруда узнает, что Святополк запретил своему младшему брату и сестре навещать её – дескать, нужен матери покой, а позаботиться о ней найдётся кому.
Близился Михайлов день[79] – Святополковы именины, но так как со смерти князя Изяслава не минуло ещё сорока дней, праздника в доме не было. После же сороковин новгородский князь и его люди собирались в дальнюю дорогу. Потому и шум, и голоса громкие нарушали покой болеющей Гертруды.
…Княгиня Лута, как обычно, быстрая в движениях, юркая, шурша тяжёлой парчой, показалась на пороге. Следом за ней явилась вдруг жена Владимира Мономаха, англосаксонская королевна Гида, худенькая, с правильными чертами лица, белокурая и темноглазая, вся в чёрном, как монашка, с двухлетним Мстиславом, который, держась за материну руку, сосредоточенно переступал ножками по дощатому полу.
Княгини сели на скамью у постели. Мстислав вскарабкался Гиде на колени.
– Здравствуй, княгиня, – начала, мягко улыбаясь, англичанка. – Вот. Пришли узнать, как ты… Владимир пишет из Чернигова. Город сильно погорел. Много церквей и домов сгорело. Пострадал даже собор… Собор Спаса. Да, тот, где нас венчали. Он каменный… Строят сейчас стены, дома. Почти новый будет город.
– Только люди те же. Непросто с такими лиходеями ужиться вам будет! – хрипло заметила Гертруда.
– Ничего, уживёмся. – Гида снова улыбнулась, не понимая, что собеседница едва сдерживает раздражение и злость.
Святополкова жена, почуяв неладное, быстро перевела разговор на другое.
– Мы скоро поедем в Новгород. Если только захочешь, княгиня, поедешь с нами. Ведь Святополк, как и Ярополк, – твой сын, ты его родила и воспитала.
Она подвинулась ближе к Гертруде и ласково положила руку ей на плечо. Гертруда внезапно нервно расхохоталась.
– Нет, не хочу. Не вытерпим мы с тобой, изругаемся, подерёмся! Прямо на Великом мосту вцепимся друг дружке в волосы! Ты – чешка, я – полька. Чехи с поляками испокон веков живут в ссоре.
– Будет кому нас унять, – поддержала её смешком Лута. – Боярин Яровит не допустит, чтобы мы царапали друг другу лицо. Как Фредегонда с Брунгильдой[80]. Ведь это ущемляет княжеское достоинство.
– Мой брат Магнус тоже уезжает в Новгород. Будет служить там, – со вздохом сказала Гида. – Теперь я не скоро его увижу.
Княгини умолкли. Маленький Мстислав,
Седмица – неделя.
Михайлов день – 8 ноября (ст. ст.).
Фредегонда и Брунгильда (VI век) – королевы франков, непримиримые соперницы в борьбе за престол.