Город ангелов. Ари Миллер
верх дном. Я вижу клейкую ленту серого цвета, которой обычно латают дыры в трубах и останавливают течь; новая пачка салфеток, и ещё какие-то рыжие куски, похожие на мыло, а под ними – небольшая бутылочка, со знакомым мне горлышком. А я, дурак, понадеялся, что моё слово для неё – закон.
Но, вдруг, её руки всё побросали, и мне говорит.
– Услуга медика – в обмен на маленькую свободу!
Ах ты… Не думал, что начнёт торговаться. Умно, хоть и жестоко.
– Делай, – соглашаюсь я. – Поставь меня на ноги, и получишь свободу.
Я ощущаю знакомый запах спиртного, но она его не пьёт, а промокает салфетки. Чувствую холодные руки, ощущаю магию женского дыхания и заботы, когда ты, как раненый зверёныш – с таким же норовом, но бесправный в руках людских. Я свои зубы показываю, когда слишком больно, и тихо скулю, задерживая дыхание, прислушиваясь телом к прикосновениям, пытаясь отгадать, что же будет дальше? А думается, мне вот что: девушка «накормит» рану салфетками, вымокает всё лишнее, и по новой, скомканные в мягкие камушки, в рану затолкает. До тех пор, пока не будет заполнено свободное пространство. И сверху большими, и белыми накроет, заклеив бок липкой лентой, как сантехник.
Грубо, быстро, но действенно, залатает дыру. Остановит во мне течь.
В такой момент, я бы попросил своё мнение отползти в какую-нибудь щель, и затаиться там надолго… Когда мой внутренний голос вопрошал об уважении и снисхождении, хоть каком-нибудь слабом умилении моими действиями, в роли телохранителя, – что-то во мне возжелало поклонения, визуального удивления. Но, нужно ли мне уважение на словах, а на деле – полный отказ? Нуждаюсь ли я в умилении, когда у человека перед глазами страх? Девка показывает зубы, что мне не нравится; проявляет характер, не давая мне владеть ситуацией, что ставит под угрозу нашу безопасность… Но у неё есть свои правила, и чувствует ту грань, за которую переступать нельзя.
Хоть это и слабое оправдание, но пусть со мной будет маленькая стерва, которая в руку подсунет патроны, чем «белая» мышь, что испугается вида крови.
– Ну? – спрашивает меня. Вероятней всего, разрешения… Может, отказать? Если наплевать… растоптать наши чёрствые взаимоотношения, то в следующей перестрелке оставит лежащим подыхать.
– Только помни, что говорил, – захрипел я.
– Да знаю: идти тихо под стенкой, и оглядываться… Прислушиваться и прислоняться к углам, – отвечает мне бегло. – Офицер, если я кого-то встречу – я тебе сообщу, по рации. Считай этой разведкой…
– Давай уже, разведчик. Не забудь бумагу прихватить, – говорю ей вслед.
Я вынимаю голову из капюшона, и на ноги встаю. Поднимаюсь медленно и не спеша, пока все белые мушки не растворятся перед моими глазами. Вытираю рукава, смахиваю пыль с левого плеча и замечаю, что, чуть выше тазовой кости проявилось кровавое пятно.
«Ну и ладно», – думаю я и оголяю свой живот. Поднимаю кофту и вижу серебристо-серую «кожу» на месте того очага, из-за которого я сполз на колени. «Так-то лучше», – снова говорю