Казначеи революции смыслов: от Мецената до братьев Третьяковых. Из цикла «Истории бессмертное движенье». Юрий Ладохин
да, – скажут, пожалуй, некоторые скептики, – можно себе позволить отдавать излишки со своего патрицианского стола неимущим поэтам и художникам, да еще и делать при этом блестящую государственную карьеру. Однако отнюдь не честолюбивые соображения занимали Гая Мецената: «Как раз в эти годы совершался социальный переворот: на смену выродившейся сенатской олигархии к власти шли „новые люди“ из незнатных семей, такие, как Меценат. После убийства Юлия Цезаря в 44 году до н.э. у них было два вождя-соперника: старший Антоний и младший Октавиан, будущий Август. С самого начала видим Мецената в войске Октавиана, потом он мирит раньше времени поссорившихся Октавиана и Антония; потом во время отлучек Октавиана управляет от его имени Римом. Но в отличие от своих товарищей по политике он не ищет карьеры, не занимает никаких должностей. Он – эпикуреец, а правилом эпикурейства было: избегай забот, наслаждайся жизнью и не бойся смерти. Когда Октавиан одолел Антония, стал единовластным правителем государства и принял имя Августа, Меценат уходит из политики. Он живет в Риме, в роскошном доме с огромным парком, держит толпу челяди, бравирует изнеженностью и причудами, а в ответ на насмешки пишет книжку „Так я живу“» (из статьи М. Гаспарова «Гай Цильний Меценат»).
Вместе с тем, укрыться в уютной усадьбе от порывов политических муссонов можно, конечно, но вряд ли надолго. Тем более подоспел и серьезный госзаказ. А кого назначить на место главного его исполнителя, как не проверенного в боях и походах старого соратника?: «Август, окончательно похоронив республику, с упорством и настойчивостью стремился возродить именно старые республиканские добродетели: доблесть, верность, благочестие и так далее… ибо степень моральной деградации стала критической. Доносительство, предательство, взяточничество, нравственная распущенность достигли такого опасного предела, что, если бы так продолжалось и дальше, военные и политические успехи, если бы и были возможны, не спасли бы государство от неминуемого краха. Но император понимал, что одними мифами и увещеваниями народ не перевоспитать, поэтому, с одной стороны, принимались законы по улучшению нравственности, а с другой – строилась идеологическая платформа, на которую Август возлагал большие надежды. Главным идеологом Август сделал своего друга и соратника Гая Цильния Мецената» (из статьи Александра Петрякова «Меценат и его подопечные»).
Но здесь у проницательного читателя, особенно старшего поколения, наверное, как-то некомфортно задержится взгляд на фразе «главный идеолог». Наверняка вспомнится что-то до тоски занудное, да еще в драповом пальто с каракулевым воротником и калошах (ну чистый секретарь ЦК КПСС по идеологии Михаил Суслов!). Но, поверьте, зам по культурным вопросам императора Августа был отнюдь не таким: «Это был обычный и в то же время незаурядный, чуточку смешной и одновременно серьезный человек. В жизнеописании божественного