Срок – сорок. Петр Разумов
песни, назвали наш проект «Мать твою Зангези» и пригласили всех, кого знали, на концерт на заброшенной стройке на улице Руднева.
Пришли компания укурков, моя тусовка и пара человек из класса. Была и моя девушка Лена с чёрным карликовым пуделем.
Мы забомбили нашу программу. На словах «Мёртвый котёнок в мусорном ведре…» из песни Пенкера Веталь Егоров начал корчиться то ли от смеха, то ли от слёз. «Его убили и похоронили тут», – пел Пенкер.
Подошёл Гусь. Мы спели второй раз наш суперхит «Апофеоз войны» на мои слова.
После концерта я пошёл отлить за кирпичную стенку. Оказывается, я был не один такой умный, и сразу вляпался в чьё-то дерьмо. Так на моих «гадах», как называли тогда берцы, отпечаталось то, чем всё это, в общем-то, и было.
Гусь был в бешенстве и устроил мне разнос. Сказал, выбирай: или Пенкер, или «Зангези». Заставил меня подписать письменное свидетельство преданности одному композитору.
Всех своих женщин я любил отчаянно. И Лену, и Веронику, и особенно Марусю, на которой чуть не женился. Потом, после того как Маруся ушла от меня в 2003 году, я три года ходил как подкошенный, снились тяжёлые нежные сны, полные боли и обиды, – мучился, тосковал.
После Маруси у меня не было отношений с женщиной тринадцать лет. За это время я почти разучился заниматься сексом, хотя в молодости был полон тестостероном, как улей пчёлами.
Сейчас я встретил человека удивительного, мудрого и страстного, щедрого, сильного и хрупкого одновременно. Сочетание силы и уязвимости очень подошли к моей «гомоэротической» сексуальности, напористой, но тонкой и волнительной, как провод под слабым током. Бьётся, бьётся сердечко!
Лена скорее принимала мою любовь, была внешне холодна и рассудительна, но на словах тоже горела и билась.
Вероника любила меня как собака, преданно и отчаянно, как и я. Но за три с половиной года я охладел и мне стало тесно.
В Марусю я окунулся как в омут, она обаяла меня своей нежной, ранимой душой, своим наивным умом, и только её капризы доставляли мне некоторое беспокойство. Приходилось лавировать.
Она сама ушла от меня, сочтя мою мягкотелость не соответствующей её образу смелого мужчины. Ей нравился актёр Жерар Депардье. Я же был эфеб, актёр балета, а не смачной комедии. Ей необходима была некая суровость, присущая эпическому, а не лирическому герою.
Сейчас у меня есть Сима. Она явилась неожиданно. Я почти отчаялся кого-то встретить. Болезнь скрутила меня в одинокий узел, связанный из пыли и боли.
Сима стала для меня отдохновением. Я написал «райскую» книгу стихов. И оставил это занятие навсегда. Что может следовать за ощущением рая? Тем более если это рай разделённых чувств. Чувств от слова «чувственность», чувств столь же нежных, сколь бесконечных. Я её очень люблю и не представляю, зачем и почему мы не сможем быть вместе. Пусть будет так!
Моя подруга Таня, о которой я рассказывал, считает, что я заболел от одиночества. Это так. И ещё я не вынес предательства. Сначала Маруся, потом Гусь ушли из