Срок – сорок. Петр Разумов
«Паганель», на книжной ярмарке в Доме культуры им. Крупской, «Крупе». Перепродавал старые книги. «Нас называют „барыгами“», – говорил мне наставник Виктор, которого я прозвал Дядюшка Римус за его талант рассказчика. Он очень здорово разбирался в книгах и говорил о них массу интересного.
Потом, когда я закончил институт, пошёл на курсы флористики «Николь». Преподавал Стас Зубов, очень обаятельный, солнечный человек. Но с работы в цветочном бутике довольно скоро ушёл, коллектив меня не принял. «Он не флорист», – сказали девушки.
Работал в чайном магазине «Море чая» на улице Ефимова, тогда это была ещё не сеть, а один магазин с залом для церемоний. Там тоже не ужился с коллективом.
Организовывал литературные вечера в Музее Набокова на Большой Морской улице в его фамильном особняке. Там я работал за идею, бесплатно.
В 2006 году, после знакомства с Мишей, изрядно устав от его и маминых наставлений, решил осуществить подростковую фантазию, и поступил в «Пирожок», колледж питания. Пошёл работать в «Евразию» у станции метро «Горьковская». Потом сменил место, перешёл во французский ресторан, где опять не ужился с коллективом. Хозяйка холодного цеха называла меня голубчиком и была вечно недовольна моей работой.
Работал в психологическом центре, возил деньги из точки А в точку Б, раздавал листовки, редактировал художественную прозу, играл в «Эволюцию» в антикафе… Всего и не упомнишь.
Нигде я подолгу не задерживался, нигде не приживался.
Когда же это кончится и я успокоюсь? Надеюсь, скоро. Надо зарабатывать на жизнь. До сих пор меня содержала мама, потом, когда силы её иссякли, я сдал комнату в своей трёхкомнатной квартире, которую тоже купила мама. Потом вторую. Сейчас сдаю две и на это живу. Ещё пенсия по инвалидности. Но, если я хочу быть с Симой, надо как-то меняться и «вставать с колен», как предписано нашей Родине.
У меня синдром неудачника. Каждый раз работа оказывается не тем, что могло бы удовлетворить графа де Ля Фер. А время идёт, мне уже тридцать восемь. А я до сих пор как оторванный ломоть. Бездельником хорошо быть, когда тебе двадцать лет, где-нибудь в начале восьмидесятых, как Гребенщиков или Виктор Цой. А взрослые люди в условиях недоразвитого капитализма должны бороться. Это то, что навязывает жизнь.
Борьба с энтропией – вот что я пытаюсь в себе культивировать. Каждый день, каждый час ставит новые задачи. От «успеть на метро» до «написать книгу». Вот кот заболел чумкой – две недели ежедневных походов к врачу. Клиника работает круглосуточно, но сутки тоже не резиновые. Хорошо, что работа в чайном магазине должна начаться только через месяц. Будет возможность совместить ее и со стажировками, и с учёбой, и с личной жизнью…
Бороться тяжело, надо постоянно быть на подхвате у Судьбы, которая тебя испытывает. Она же, Судьба, тебя кормит и лечит, ведёт и обламывает, снова лечит и снова кормит мыслью и чувствами, не похожими на то, что было вчера. Каждый новый день я ощущаю что-то новое. Жизнь – это не навязчивое сновидение, которое может повторяться из раза в раз. Она текуча, как у Гераклита. Нельзя её оформить, понять,